– За убийство…
Он распростерся на полу, дрожа всем телом, ощущая запах пота и крови, и слушая, как эхом разносится на улице:
– Уби-ийство! Старца уби-и-и…
По лестнице загрохотали шаги, потом кто-то настойчиво замолотил в дверь.
Павел лишь немного опередил Черного Игумена, но, приметив в конце улицы великанскую фигуру, благоразумно затерялся в толпе. Люди все подходили и подходили: и простые деревенские, боязливо жмущиеся за забором и передающие шепотком новость о смерти старца, и Краснопоясники – они угрюмо стояли в сторонке, с растерянностью и надеждой косились на Степана Черных. А тот, лишь мельком глянув в пустой зев избы, потемнел лицом, до желваков стиснул челюсти и послал за участковым, Михаилом Ивановичем. Пока ждали, Павел успел выловить в толпе вездесущего Кирюху и попросил его сгонять за слуховым аппаратом. Мальчишка вернулся одновременно с прибытием участкового – тот оказался пожилым и уставшим, одетым в поношенную полевку.
Сунув в угол рта папиросу, Михаил Иванович прокомментировал:
– Емцев с бригадой запаздывает, – и, крякнув, протянул Степану ладонь. – Здорово, Черных!
Степан вяло ответил на рукопожатие: угрюмый и молчаливый, он неподвижно стоял посреди двора. Рядом с сараем на скамье подвывала Маланья. Ее всхлипы, отчаянные и глухие, неприятными потрескиваниями отзывались в Пуле. У входа в избу валялся жестяной таз, и снятое с просушки белье, некогда уложенное аккуратной стопкой, комом лежало в грязи. А дальше, за дверью, плескалась тьма, и каким-то обострившимся чутьем Павел распознал запахи закисшей обуви, пыли, сырых бревен и еще чего-то тяжелого и страшного, напомнившего не то вчерашний сон, не то трагедию на Тарусской трассе. Запах смерти.
Наконец, в сопровождении судмедэксперта, приехал оперумолномоченный Емцев. Был он средних лет, сухощав и хмур и, зыркнув тусклыми, на выкате, глазами деловито осведомился:
– Кто обнаружил?
– Я-а! – завыла Маланья, прижав кулаки ко рту. – Оставил нас Господь, не уберег батюшку от когтей нечистого. Осироте-лии!
Судмедэксперт ненадолго скрылся в доме. Женщины, опоясанные красными кушаками, запричитали наперебой. Мужчины принялись что-то бормотать и целовали медные подвески. Павел хорошо разглядел их: скрученные из проволоки рыбешки. Такая подвеска была у Леши Краюхина. Павел икнул и почувствовал привкус гари, словно он лизнул сгоревшую спичку. Утерев ладонью рот, толкнул какого-то мужика плечом, отодвинул греющего уши Кирюху и подошел ближе.
