За Днепром простиралась степь, не имеющая, казалось, ни конца ни края и исчезающая на горизонте в туманном мареве.
Полузанесённый фундамент так и не построенной соборной церкви, стоивший казне 70 тысяч рублей, был выше на горе. Вокруг в беспорядке лежали огромные глыбы отёсанного гранита, также предназначавшегося для постройки собора.
Рассказывали, что когда архитектор Леруа осведомился у Потёмкина о величине будущего здания, тот сказал:
— Я хочу прежде всего знать величину самого большого храма в мире.
— Самым обширным, — ответил Леруа, — считается храм святого Петра в Риме. Он имеет около шестидесяти сажен в длину.
— Тогда наш храм будет иметь шестьдесят пять сажен, — решил Потёмкин.
На осмотр екатеринославских достопримечательностей хватило дня.
Перенесённый из шумного оживлённого Петербурга в захолустный Екатеринослав с его тихими безлюдными улицами, Пушкин скучал. Чтобы рассеяться, он катался на лодке по Днепру и однажды искупался. «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению».
Год назад в Петербурге он болел горячкой. Но тогда он был дома, в квартире родителей, его пользовал известный врач Лейтон. А теперь он метался в жару в полутёмной хатёнке, без врача, без родных, бредил и, приходя в себя, видел растерянное лицо Никиты, который поил его ледяным лимонадом.
В бреду мерещилось всякое: бесконечная унылая дорога, полосатые — чёрные с белым — верстовые столбы. А на столбах — вороны. Неподвижные. Серые. Двуглавые. С зияющими дырами вместо глаз. И ещё другой: коляска опрокинулась, он лежит на земле, а над ним нагнулся лицейский дядька Сазонов, тот, который, как выяснилось, зарезал несколько человек…
Один раз привиделось: свеча горит на столе, в углах густая тьма, мечутся по стенам чьи-то тени. И шаги. И голоса. Вдруг — лицо. Румяное, круглое лицо Николая Раевского. Его большие руки. И голос генерала Раевского:
— Поспешай, друг мой, поспешай!
Это был не бред. Проезжая через Екатеринослав на Кавказские минеральные воды, отец и сын Раевские, несмотря на поздний час и дорожную усталость, разыскали Пушкина. Увидев его в жару, в лихорадке, без помощи, младший Раевский побежал за лекарем.
«Едва я, по приезде в Екатеринослав, расположился после дурной дороги на отдых, ко мне запыхавшись вбегает младший сын генерала, — рассказывал сопровождавший Раевских доктор Рудыковский. — Доктор! Я нашёл здесь моего друга; он болен, ему нужна скорая помощь; поспешите со мною! Нечего делать — пошли. Приходим в гадкую избёнку, а там на дощатом диване сидит молодой человек — небритый, бледный и худой.
