. Знакомые передавали слова поэта, сказанные после свадьбы: «Я женился, чтобы иметь дома свою Мадонну»
[369]. Вяземские припоминали, что Пушкин звал жену «„моя косая Мадонна“, у неё глаза были несколько вкось»
[370]. В рукописях поэта можно обнаружить не менее 14 портретов Натальи Николаевны, рисованных между 1830 и 1836 гг.
[371] Исключительно выразительны болдинские портреты 1833 г. Они передают черты красоты, кротости и смирения, но также и страдания. Во все века Мадонна была воплощением гармонии. В обращении к невесте как Мадонне была толика литературного романтизма.
Поначалу поэт и его невеста пытались говорить на языке стихов. Безобразов, посетивший Полотняный завод, держал в руках девичий альбом Натальи Николаевны. «…Я читал в альбоме стихи Пушкина к своей невесте и её ответ, также в стихах, — писал Безобразов. — По содержанию весь этот разговор в альбоме имеет характер взаимного объяснения в любви»[372]. Переписка Пушкина подтверждает известие Безобразова. «Стихов твоих не читаю, — писал поэт жене в одном из писем 1832 г. — Чорт ли в них; и свои надоели»[373]. Надо ли говорить, что Пушкин относился к беспомощным виршам Натальи с неодобрением.
Гончарова питала слабость к стихам, подобно Олениной. Но у них были разные школы. Аннету окружали Пушкин, Крылов, Вяземский. Наташа принадлежала к иному кругу. Самым ярким представителем этого круга был поэт Фёдор Фоминский, студент Московского университета. Он печатал свои стихи в рукописном журнале студентов, под названием «Момус». Журнал живо откликнулся на свадьбу Гончаровой. Поэт, подписавшийся именем Фаев (Фоминский), обратился к жестокой красавице с Элегией:
Мне предпочла она другого;
Другой прижмёт её к груди! […]
…А я? меня пожрёт страданий пламень!
[…]
Стихи были помечены датой 10 января 1831 г.
Прозаическое сочинение «Два разговора об одном предмете» продолжало тему. Некто Фарсин (Фоминский), беседуя с приятелем, хвалил божественную красоту Надежды: «Самый идеал красоты не может стоять выше Надежды. …Обратись к творениям Тициана…» Сочинитель сравнивал Гончарову с Мадонной Тициана. О петербургской Мадонне Рафаэля он, видно, не знал.
Хваля Надежду, Фарсин помянул о глазах красавицы: «О! что до глаз, так они просто косые». Свою героиню московский студент называл не иначе как «моя Надежда». Но у него появился соперник — поэт Фузеин (Пушкин). Перед ним, признаёт автор, ничто «все поэты от Музея до Мицкевича включительно». Но его внешность ужасна: «Сатир! Обезьяна! Зато любимец Феба»
