Водителям горных троллейбусов | страница 50
— Я узнаю, — обещает Катя. — Но у нас мистические места, дикие. Потусторонние сущности и все такое. Не боитесь?
— Не боюсь. Я умею.
Катя вовсе не шутит насчет сущностей, точно знаю. Сама у нее в доме как-то встретилась с кикиморой. И дом у нее готический — восемнадцатого века, сумрачный, с летучими мышами под крышей.
У тропинки стоит красный мухомор, Аня в восторге — никогда не видела. Фотографирую ее, счастливую, с мухомором, потом с Катей, потом на фоне мельницы, потом в зарослях каких-то метелок, и мироздание дарит мне совершенно неожиданный кадр. По крутому склону холма ведет вверх деревянная лестница. И там, наверху, на фоне неба и нежных выпуклых облаков стоит Алтынай. А потом к ней подходит лошадь. Такой вот романтический получился снимок — лестница в небо, а в небе девушка и белая лошадь.
Возвращаемся. Папа уже хнычет, Аня бежит менять , а Катя размышляет вслух.
— Кажется, мы ей интересны. Мы демонстрируем, как можно быть счастливыми без денег. Похоже, раньше ей это не приходило в голову. Вы заметили, как она нас слушает? Это для нее — другая реальность. Нет, а вы видели ее синяки? Просто черные. Она рукав подняла, показала. Это не муж, это дикарь какой-то.
… А мне казался симпатичным. Совершенно не разбираюсь в людях.
Давешний дервиш, проходя мимо, попросил попить водички. Понятно, пообщаться хочет. Сел по-турецки с чашкой на газоне, глаза закрыл и монотонно гудит что-то свое. Потом с надеждой:
— Хозяйка, работа есть?
— Увы, дорогой! Работа есть — платить нечем.
— , семья большой, деньги посылать надо… Плохой жизнь стал.
— А раньше лучше, что ли, была?
— Раньше не так. Вот были рядом два человек — у меня сто рублей, у него сто , но мы все равно одинаковые. Не знаю, как это сказать… Теперь по-другому: он хозяин, я никто.
Женщины, только женщины
Аня уехала. Попросила в долг, довольно много. На билет и подарки детям. Ей — как не дать? Дала, конечно.
Она привела вместо себя дальнюю родственницу — . Тоже красиво — Лунная Девушка. . Я так в телефон и забила. Дикарка, худенькая, пугливая, по-русски говорит плохо, понимает еще хуже. Не из города — из дальнего аула. С того самого Памира, что ли? Алтынай сказала, в Москве она все время плачет — хочет домой, к детям. Почему же не едет? А муж не пускает — требует, чтобы жена при нем была.
Я не в восторге, но уж ладно, пусть родственница. Все время боюсь, что Аня куда-то денется, — а так хоть ниточка осталась.