Художник по свету | страница 30
Улица Волошина встретила неожиданной подлостью — пыль превратилась в вязкую глину, с каждым шагом гуще наворачиваясь на сандалии, сразу потянувшие книзу подобием тяжелых утюгов. Распахнув калитку, они оглядели чистый дворик, аккуратно мощенный тротуарной плиткой, разулись, застыдившись, и босиком пробежали к колонке, отмыть обувь. Процедура оказалась длинной, глина не поддавалась, но терпения им было не занимать. Тут выяснилось, что бумажная затычка из бутыли благополучно выскочила и поллитра масла разлилось в Светкином рюкзаке, пропитав пляжные вещички обеих. Они посмотрели друг на друга, тайно ожидая взаимных упреков, каких обязательно удостоились бы, случись рядом любимые мужья — но расхохотались сначала несколько даже нервно, а потом от души.
— Ох, балда же я! Там же твои брюки новые! — простонала Светка.
— Да ладно. Сходим в магазин, купим «Фэйри», отстирается.
Пришлось снова надевать отмытую обувь и совершать еще два перехода — до магазина и обратно. Хозяйка Ира выдала тазик, несколько удивившись постирушкам в первый же день, но чего только с приезжими не бывает. Повозившись часок, поняли, что местное масло так просто не сдается, залили все очередной порцией адской жидкости и отправились делать салат. Маленькая кухня выглядела очень уютной и почти своей, в ней было приятно работать — плечом к плечу, в два ножа, и салат показался на редкость вкусным.
Как-то резко спустился вечер, они вымыли посуду и вышли курить под навес. Звезд не было, только расплывчатые кляксы облаков беспрестанно меняли очертания. На ветру моталась виноградная плеть, дождь вдруг брызгал коротко и сильно, будто сверху чья-то невидимая рука резко стряхивала с пальцев воду. Шум и шипение моря за домами звучали ровно, но тоже с редкими внезапными всплесками. Ветер усиливался, но в дом идти не хотелось. Вот нелепость — ехать в Крым, чтобы оторваться от быта и согреться, но провести день в стирке и готовке, а теперь сидеть на сырых табуретках, ежась и пряча руки в рукава курток. О том, чтобы выползти в центр поселка, и речи не могло быть — по такой-то глине.
Не важно, которая из них начала первой.
— Золотистого меда струя из бутылки текла так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела…
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, мы совсем не скучаем, и через плечо поглядела…
Дальше так и шло — одна начинала, другая подхватывала. Оказалось, они знали наизусть одно и то же — из Мандельштама, Багрицкого, Заболоцкого, их будто подхватила волна, забытые строки вспомнились, а не вспомненные достраивались — двое читали тихо, почти вполголоса, слова выдыхались в воздух, но не впечатывались в него, их подхватывал ветер, и они так и летели — как тучи с рваными краями, как снесенные ветром лепестки цветов, неразличимых в темноте. Ира подошла неслышно, глядела тревожными глазами, почесывала одну смуглую ногу о другую, сгоняя случайных комаров, а потом предложила: