А вышло так, что случилось всего три — один раз с первым мужем, и дважды со вторым. А с мальчиком все как-то плавно сошло на нет, так и не было между ними никакого секса, но когда она через два года объявила ему, что выходит замуж, он вдруг заплакал и встал на колени — все у той же несчастной скамейки на Ленинских горах. Ей стало жалко его, да и самой, честно говоря, было не так уж все равно, но она упрямо не хотела что-то склеивать, сама не понимая почему, и поняла только жизнь спустя — огонь, пробивший ее насквозь, можно было сохранить лишь в памяти, но совершенно независимо от семейной ежедневности.
Но сейчас, лежа в палатке, она ничего о будущем не знала, никаких планов не строила, и ей оставалось только плакать — от испуга и счастья, как потом будет плакать ее маленький сын, когда летом в деревне бабушка выведет его на ночное крыльцо и строго скажет — посмотри на звезды.
Женщина познает мир на ощупь, через прикосновения, плотность материи, текстуру и фактуру, текучесть и вязкость. Так устроена жизнь — кто же еще проследит, чтобы манная каша была без комков, складки в промежности младенца присыпаны атласным тальком, крахмальное белье помогало утюгу скользить без сцепления, а рыхлая земля не мешала дышать цветам. Швейная машинка монотонно стрекочет — под пальцами то шелк, то кожа, холодные спицы ряд за рядом достраивают спинку колючего свитера, тесто упруго возвращает усилие кулакам, и блестят вымытые стекла. Это счастье — лепить действительность, дарить жизнь несуществующим вещам, осязать явленное.
И только одного не хватает глазам — света. Будто неумелая рука не ту подсветку установила, не тот фильтр — то багровый, то мертвенно-синий. На сцене движутся фигурки, и пьеса течет своим ходом, и актеры не сбиваются с реплик — а жмет в груди, и хочется спросить кого-то — неужели не видишь, все не так, не так!
Сон снился Алене три раза, с вариациями. Они напоминали черновики недописанного рассказа — общий контур ясен, но что-то мешает, уводит в сторону, и начинаешь снова, и не понимаешь, где самая коварная точка траектории, где сбиваешься с курса, чтобы окончательно заблудиться.
Это был сон про непогоду в Крыму. Начинался он всегда с неимоверной тоски и жгучего желания, оно превращалось в острую тягу и маниакальное стремление — туда! туда! и непонятно зачем. В первом сне дорога была длинной и мучительной — на обшарпанных автобусах, с ночевками в тусклых гостиницах, холодным чаем, черствыми плюшками и надоедливыми попутчиками, потом пешком сквозь фантастические леса с монолитными стволами, обросшими мхом, потом по плавной дуге, окаймляющей круглый бесконечный залив, и когда уже цель была достигнута — со свинцовыми тучами, холодным дождем и полной невозможностью долгожданного купания. Время поджимало, надо было уезжать, и последней мыслью было — никогда, никогда, и какая нелепость…
