И я вдруг отрываюсь от речного русла и, подобно однокрылому алому существу, врезаюсь в фотонный столб, чтобы потом по какой-то страшной спирали, нарисованной в воздухе нетрезвым художником, кружить и подниматься в небеса. Плотность светового конуса падает по мере подъема, вот уже мне не на что опираться, а я все возношусь туда, где, кажется, уже заждались меня неприветливые звезды.
Господи, почему она плачет?
Думая о Тане Бек
Проснувшись, я увидела свою руку на любимой наволочке из венгерского жатого ситца — и вздрогнула. Мизинца не было! То есть сначала едва уловимо виднелся его туманный контур, но потом и он исчез. Я потрогала и поняла, что мизинец определенно есть, но для зрения почему-то недоступен. Медленно-медленно провела по нему пальцами другой руки, но вместо привычного ощущения гладкой кожи почувствовала незнакомую шероховатость древесной коры. Сначала решила, что сплю, но утренние уличные звуки, залетающие в форточку, вроде бы подтверждали обратное. Красный шар солнца лениво поднимался из туманной мглы, воздух наливался светом. Неугомонный будильник надсадно звонил, розовый муж сопел рядом, и сон его был безгрешен, как у младенца. Мерзкий звонок я выключила и в сонной тишине квартиры, еще не чувствующей дневной суеты, принялась исследовать пропажу, пытаясь на ощупь изучить новую реальность. Нет, не кора, скорее, чешуя. Но какая-то грубая, занозистая. Пальцы оказались не слишком чувствительным инструментом, я попробовала языком. Ну точно — чешуйки, и каждая из них была безупречно гладкой, чудилось даже, что все они отливают нежноцветным перламутром, но топорщатся, как на старой еловой шишке, поэтому в целом тактильное ощущение было малоприятным.
Сидя на кухне за любимой синей чашкой с утренним кофе и задумчиво оттопырив невидимый палец, я пыталась угадать, просто ли мне это померещилось, или все люди теперь увидят пустое место. Но раздумывать было некогда, часы подгоняли и напоминали, что через четверть часа пора выскакивать на работу. И в маршрутке, набитой, как обычно, с утра пожилыми тетками, и в сверкающем чистотой офисе я прятала руку в карман нового клетчатого пиджачка, боясь обнаружить перед всеми свой странный дефект. Вечером же, подавая мужу тарелку с любовно приготовленным салатом, наоборот, старалась, чтобы рука попалась ему на глаза, но он ничего не заметил. Погладила ему голову — поморщился и руку убрал. Часы на стене тикали умиротворяюще, пар поднимался над носиком кремового чайника, пахло свежим огурцом и лимонной цедрой. Спрашивать напрямик, видит ли он отсутствие мизинца, мне не хотелось. В постели я все время прятала его за спину, боясь оставить царапину на розовой и нежной мужниной коже, и больше была озабочена этим, чем привычными супружескими ласками. Когда мой любимый буркнул что-то и наконец уснул, я долго еще не спала и даже дважды выходила на балкон покурить, ежась от ночного холода и пытаясь найти объяснение происходящему, но решила наконец, что утро вечера мудренее.
