Мальчик же, чувства которого, от несчастного его существования, были обострены чрезвычайно, все почувствовал - и без страха, но с жалостью посмотрел на живое, страдающее древо.
"Медведь" заметил его, одиноко стоящего, сжавшегося - так похожего на побитого щенка. В постоянной своей болезненной злобе "медведь" подошел к нему и раздраженно, сам от того лишь боль чувствуя, прохрипел:
- Ты чего тут встал?! Ты чего бездельничаешь?! А ну-ка быстро собирать дрова! Чтобы набрал сухих и тонких веток! И быстро! Ты понял?!
Мальчик кивнул и поспешил к кустам. Он был рад, что хоть ненадолго убежал от всей этой компании. Он, вообще, хотел остаться в лесу навсегда... И вот он шел среди стволов, придумывая, чтобы сказать в оправдание, если он задержится.
Вот средь стволов стремительно промелькнуло серенькое пятнышко - мальчик тут же присел на корточки, вглядываясь. Котенок!
Такой забавный пепельно-серый котенок! Ах, как тут обрадовался мальчик! Он то, ведь, так давно хотел такого друга! Такого маленького, доброго, забавного - такого, который согревал бы его, утешал в трудную минуту. Такого игривого, в котором нет этой постылой злобы, такого мягкого мурлыку... Отец его ненавидел животных, - особенно кошек и собак и, конечно, о таком друге нечего было и мечтать. А подумав как-то мальчик решил, что и не надо - что за житье ему будет?! Свое раздражение "медведь" примется вымещать и на нем...
Но как же ему хотелось такого маленького друга, которому можно бы доверить все свои тайны; который все выслушает, все поймет, утешит своей ласкою.
И вот теперь он, желая хоть бы немного подержать котенка на руках, позвал его:
- Кис-кис-кис!
А Томас, которому претило лежать в укрытии с собаками, и который вышел поохотиться на птиц, услышав этот печальный зов, повернул мордочку к мальчику, замер, разглядывая его.
Он сразу почувствовал Одиночество мальчика. И он, хоть и успел уже несколько одичать за эти проведенные в лесу дни, тут же и подбежал к нему подпрыгнул - вцепился коготками в поясок, и вот уже перебрался на ладошки.
- Мурка! Мурка, маленький! - восторженно воскликнул мальчик, и осторожно прижавши котенка к груди принялся его гладить.
А Томас замурлыкал.
Но, хоть приятна было Томасу теплота этих рук, мурлыкал он вовсе не от удовольствия, а желая, передавая добрый свои чувства, хоть на время остановить то, что почувствовал он в груди мальчика. А там - от напряжения, от постоянных обид, разросся некий ком, что-то потресканное, изломленное. И совсем не так, как надо бы стучало его сердце - и Томас знал, что растущий этот, охватывающий незримый паутиной ком, года через два приведет к смерти.
