– Меня беспокоит наше соседство с вашими летчиками. Они ребята молодые, у нас девушки тоже совсем молоденькие, начнут любовь крутить.
Каменев хмыкнул:
– Наверняка! Но ваши девушки могут быть уверены, никто их не обидит. И другим не дадим.
– Да я не в этом смысле, – смутилась Аревик. – Вашим ребятам ничего, а наши девушки беременеть начнут. А это потеря боеготовности.
– Вот и хорошо, – пробурчал Булочкин. – Нечего им тут делать, сами разберемся.
– Что? – удивилась Столярова. – Что вы такое говорите!?
– Похоронки на девчонок писать еще не приходилось? – жестко спросил Олег Петрович. – Вижу, не приходилось. Когда умрет у вас на руках хоть одна, да с криком «Мамочки, я жить хочу!», когда похоронку ее родственникам напишете, поймете, о чем я!
– Зачем вы так, – тихо сказала капитан Ожиганова, сероглазая, с толстой русой косой молодая женщина лет двадцати семи. – Да, мы не воевали, но будем воевать не хуже других.
– Я никого обижать не собирался. Это я обижен, черт знает как обижен! Тем, что девчонок на войну, на передний край шлют, как будто нас здесь мало. Посмотрел я на них, большинство же соплячки совсем! А эти гады в них из пулеметов стрелять будут! Когда самолет в воздухе горит, не видели, какие ожоги у летчиков бывают?
– Все, Олег Петрович, хватит! – Бармин тяжело вздохнул. – Не мы придумали, не нам отменять. На пацанов наших похоронки писать не легче. Но должен сказать, что главным нашим достижением считаю не то, что немцев много сбиваем, а то, что потери при этом очень даже невелики.
Все синхронно постучали по столу.
– Извините! – опять буркнул Булочкин. – В последнем выходе видел, как девчонку-санинструктора ранило. Снайпер вражеский солдата подстрелил, специально не насмерть, а чтобы ранить. Мальчишка молодой, восемнадцать лет, несколько дней назад с пополнением пришел. Лежит, кричит. Эта дуреха и поползла. Такая же, как он, в том же возрасте. Я орал, чтобы не пускали, но далеко был. Снайпер ей в грудь и закатал, не промахнулся, сволочь. Лежат рядом, мальчишка кричит, девчонка серьезнее ранена, стонет.
Петрович рассказывал, сжимая свои пудовые кулаки, глядя в стол перед собой, заново переживая. К столу подошел Тарасюк:
– Разрешите, товарищи командиры.
Тихо сказал что-то Булочкину, тот кивнул и, извинившись, ушел со старшиной. За столом повисла тягостная пауза, которую прервал Денис.
– Петрович с ребятами быстро сориентировались, снайпера засекли и уничтожили. Он свой второй выстрел всего на несколько секунд пережил. Тимофей его из своей «Матрены» и сработал.
