Это о слуге, а теперь расскажу о своих лошадях: я очень ими доволен, хотя и хлопот они доставляют немало. В самом начале по возвращении в город не было никакой возможности найти на всей Перспективе[112] конюшню — сыскалась только одна, да и та слишком далеко от меня, причём просили 30 рублей в месяц и за 6 месяцев вперёд, вдобавок кучер должен был ночевать в конюшне. Как сам понимаешь, я не согласился на эти условия, и тут, к моему везению, у Энгельгарта[113], а он сейчас живёт в доме Демидова, пали две лошади; он предложил мне освободившиеся места, и это вполне меня устроило; но сейчас ему прислали лошадей из деревни, и я снова оказался со своим выездом на улице (как тебе нравится каламбур?). Правда, мой Антуан утром объявил, что он сговаривался с портным, и тот уступает мне свою конюшню, кажется, по весьма разумной цене.
Гром грянул: Трубецкой, Жерве и Черкасский переведены в армию[114]; им дали 48 часов на сборы, после чего за ними приехали три фельдъегеря; Жерве увезли на Кавказ, Трубецкого в Бессарабию, а Черкасского за 300 вёрст от Москвы. Мы надеялись, что после этого Император перестанет гневаться на наш полк, но случилась невероятная катастрофа: после репетиций парада, прошедших одна другой лучше, наступает великий день; все мы так боимся плохо пройти перед Его Величеством, что страх парализует нас, в результате выглядели мы, точно толпа рекрутов, и на следующий день 4 офицера оказались на гауптвахте, по счастью, меня в их числе не было. Самое же скверное, что бедный Кутузов[115] без всякого предупреждения переведён в инфантерию. Забыл тебе сказать, что князь Трубецкой тотчас отправился в Царское Село благодарить Императора за то, что тот сделал сына армейским офицером. История пока умалчивает, поступит ли так же отец Кутузова[116]. Как видишь, надобно быть крайне осмотрительным, коли хочешь гулять по Перспективе и дышать воздухом, и немного надо, чтоб оказаться в клетке, ведь погода нынче грозовая, и даже очень грозовая, так что требуются большая осмотрительность и благоразумие, коли намереваешься провести свою лодку, ни на что не натолкнувшись.
Дорогой мой друг, я воспользовался твоим позволением взять у Клейна 500 рублей и откровенно признаюсь, был весьма счастлив, потому что просто уже не знал, как быть. Он был чрезвычайно обходителен и тотчас выдал мне деньги под расписку, подобную той, что я пишу, когда по первым числам каждого месяца получаю 500 рублей. Твои же деньги он уже израсходовал. Он сказал, что делал это, как ты сам понимаешь, с величайшей бережливостью.
