Припомнил Аристархов и недавнее бешенство жены, неодолимое ее стремление оставить себе все совместно нажитое ими в Германии имущество, в том числе и подержанный «фордишка». Ее запросы в банки: не отложены где, случаем, у мужа марки? В одно прекрасное утро Аристархов вытащил из почтового ящика сразу пять банковских конвертов, адресованных жене.
Последние два месяца он не имел известий о бывшей жене и дочери.
Выручил Тер-Агабабов. Он отвез Аристархова в Москву в кабинет гражданского замминистра обороны, где имелась ВЧ. Аристархов дозвонился до знакомой секретарши в штабе дивизии. Та сообщила, что немец похоронил жену, увез Жанну и Динку куда-то в Баварию.
— Спроси, как фамилия немца, найдем в Баварии, — спокойно произнес Тер-Агабабов.
Аристархов не стал. Зачем искать?
— Хочешь, — предложил Тер-Агабабов, когда по ковровой мраморной лестнице спустились вниз, сели в «вольво», — вернем жену?
Шофер-джигит врубил сирену, уверенно занял крайний левый ряд.
— У меня такое ощущение, — посмотрел в тонированное стекло Аристархов, — что, пока я болтался по Афганистанам да Германиям, Россия проиграла вторую кавказскую войну.
— Россия много чего проиграла, — задумчиво сказал Тер-Агабабов. — Знаешь почему?
«Наверное, потому же, — подумал Аристархов, — почему и я все проиграл. Но почему, черт возьми? Разве я трус?
— Потому что, — доверительно наклонился к нему Тер-Агабабов, — в России не осталось мужчин. Россия проиграла своего мужчину, ликвидировала его как класс. Выполнять приказы, делать свое дело, сидеть у бабы под юбкой, думать, что от тебя ничего не зависит, — это не значит быть мужчиной…
— Чтобы быть мужчиной, надо воровать? — предположил Аристархов.
Шофер обернулся, смерил его долгим, ничего не выражающим взглядом.
— Смотри на дорогу, Арслан! — возвысил голос Тер-Агабабов. — Я не ворую, — обиженно добавил после паузы, — я забираю себе то, от чего вы добровольно отказываетесь. Я перестал бы себя уважать, если бы этого не делал. Я не вижу причин, почему я этого не должен делать. Если это не сделаю я, заберет кто-то другой. Россия в настоящем своем положении недееспособна. Мужчина — это тот, — продолжил Тер-Агабабов, — кто имеет мужество, когда жизнь идет не туда, сказать: «Так не будет!» — и исправить. Мужчина — это тот, кто говорит: «Вот так будет!» — и делает как надо. Если мужчине приказывают, а он знает, что это плохой приказ, он говорит: «Пошел ты на… со своим приказом!» Жизнь — это капризная вредная женщина. Мужчина тот, кто берет ее за глотку и подчиняет себе. Вы, русские, никогда так не говорите. Вам говорят: распиливайте боевые корабли, и вы, как ишаки, распиливаете. Вы слушаете всякую сволочь, которую везде давно бы повесили. Вы сами подчиняетесь стерве-жизни, боитесь сделать ее такой, какой она должна быть, по вашему мнению. Вы почему-то не живете так, как вам удобно. Поэтому жизнь у вас делают другие. Только это уже не ваша жизнь. Вы, русские, живете, как будто вас нет. Вы — воздух, которым дышат, который портят другие. Естественно, — вежливо уточнил Тер-Агабабов, — все сказанное никоим образом не относится к присутствующим.
