купили в подарок. Поставили на ленту и стоим в очереди в кассу. А за нами дама с тележкой. Она спрашивает: «Вы любите мороженое? Вон какое большое ведерко взяли!» Я отвечаю: «Нет, я мороженое редко ем. Это один». Дама спросила громко: «А почему редко мороженое едите? У вас здоровье не позволяет, ну, сахар, диабет? Или боитесь растолстеть?». Я отвечаю: «Боюсь растолстеть. И не люблю сладкое. Сахар в норме. Это два». Дама говорит: «А по-моему, вы не толстая. И могли бы есть иногда мороженое. Вот я ем сладкое помногу! И не понимаю, как можно сладкое не любить!» Я отвечаю: «Три». Дама спросила: «А что вы считаете?» Я ответила: «Считаю, сколько раз вы меня стукнули. Хук, апперкот, двойной в челюсть…Готовлюсь дать отпор. Раз уж вы начали боксировать». Дама не поняла; я ей разъяснила. Интересоваться привычками незнакомых людей, разглядывая их покупки, – нарушение границ. Делать предположения о здоровье человека и вслух обсуждать его вес и внешность – это как неожиданный удар под дых. Приводить себя в пример и свои пристрастия считать мерилом правильности – это как в челюсть ударить на ринге. Вы, говорю, меня атаковали. А дама сказала: «Ой, вы только не обижайтесь!» Я говорю: «А это удушающий приемчик. Когда атаковал, но схватил человека и не даешь ему ответить. Это четыре!» И вот дама не глупая оказалась. Она задумалась и сказала: «А я и не понимала, что говорю. На меня часто сердятся, а я же искренне… Наверное, я неправильно себя веду иногда!» Это да. И иногда могут ответить грубо на такое. Нокаутировать в ответ. Но я не стала. Мы все вместе засмеялись, а тут и очередь подошла. И мы ушли с ведерком мороженого, а дама осталась с тележкой. Задумчивая.
и судовым врачом плавал на китобойном судне. И воевал отважно. Сильный был, крепкий телом и духом мужчина. Спортсмен настоящий. Он был истинным рыцарем; он все мог простить, кроме непочтительного обращения с женщинами. Неважно, леди это или служанка! Он писал про Шерлока Холмса; и сам раскрыл несколько преступлений, защитил невинных и оболганных. Умный, образованный, храбрый человек. Конечно, он верил в жизнь после смерти и находил тому доказательства. Верил в силу проклятий и тоже находил доказательства. И еще он верил в маленьких добрых фей, которые танцуют под волшебную музыку над цветами в саду. Однажды ему даже показали фотографии фей в чудесных платьицах и с флейтой – он поверил. Хотя две девушки признались потом, что это – мистификация, фотомонтаж, это они просто дурачились! А сэр Конан Дойль поверил – и никто не мог его переубедить. Просто потому, что он тоже видел фей… И жена его видела, которая могла общаться с дорогими умершими и однажды разоблачителю-фокуснику Гудини передала письмо от умершей матери – Гудини был потрясен. Но все равно разоблачал и опровергал, а про письмо умалчивал. Все это кажется таким глупым и сказочным! Как может здоровенный мужчина, военный врач, образованнейший человек, верить во всякую чушь? А умер Конан Дойль в своем цветущем саду. Сердце его остановилось. Он гулял с женой и умер. Одной рукой он схватился за сердце, а в другой у него был цветок. И он успел сказать жене: «Как ты прелестна, любовь моя!»… Какая хорошая смерть. Какой хороший, хотя и доверчивый человек! Только вот девушки, которые сделали фотографии, состарились. И одна из них, уже старушка, сказала, что феи были на самом деле. Ей нет смысла врать сейчас. Многие дети видят фей, но доказать не могут. И на фотографиях феи плохо получались, это же был старинный фотоаппарат. Поэтому пришлось кое-что подправить и улучшить – слишком неясное сияние получалось вместо крошечных фей. И кто хочет и верит, тот видит фей. Дети их видят. А взрослые не могут уже. Только те взрослые могут видеть, которые остаются детьми. Как сэр Конан Дойль, который славно жил и умер в цветущем саду. И успел сказать самые важные слова своей фее…
