— Ваше мнение нам не интересно. Я, кажется, ясно сказал, что вы уволены со службы. Мне важно знать мнение работников округа.
Один из тех двоих, в летних тужурках, повернулся, сказал, чуть подрагивая пухлой бледной щекой:
— Почтовый округ никогда не был самостоятельной единицей, распоряжения из центра… Да, действительно, насколько я помню, циркуляра насчет Киева и других городов Малороссии не поступало.
— Так. Не поступало. Верю. — Подбельский язвительно сощурился. — А скажите мне, пожалуйста, хотя бы один процент творчества, служебного творчества, разве не по плечу почтовому округу? Или на его вывеске теперь стоит жирно: «Формализм»?
Бледная щека снова дрогнула.
— Простите, это проповедь или выговор?
— Полагайте, как вам удобнее. Главное, усвойте, что нам не нужны бюрократы, которые к тому же еще и обманывают народ!
Подбельский повернулся, стал спускаться вниз. Ревизор догнал его, взяв за руку, отвел в угол.
— Нам в Верхней конторе устроили обструкцию, Вадим Николаевич. Верите? Мы в округ и кинулись, а тут вы звоните. Обстановочка ой-е-ей! Главные оппозиционеры тут, в Нижнем, — организация телеграфных техников. Эсеры и меньшевики ими руководят. На общем собрании решили не исполнять приказаний комиссара; потому-де, что он назначен новым Потельсоюзом… Белогвардейское гнездо прямо, а не советская почта!
Подбельский слушал и думал о своем. Ему до странности пустыми показались охватившие в Ярославле сомнения насчет ритуала встречи, каким должен быть приезд наркома. Он вдруг понял, что во встречах и проводах вообще нет нужды, потому что, куда бы он отныне ни заявился, он приедет не инспектировать, не осенять своим присутствием подчиненных, а руководить. Да, так же просто и обыденно работать, как в Москве. И он сказал ревизору:
— Значит, так. Вечером мы соберем общее собрание и постараемся здешних господ телеграфистов посерьезнее призвать к порядку. А вас я назначаю временно начальником конторы, на место зажиревшего Охрименко. Бог с ней, с проверкой. Надо дело делать.
Ревизор не сразу понял сказанное, растерянно моргал. Потом улыбнулся:
— А что, верно, Вадим Николаевич! Я готов. Чего нам ждать?
