– Винсент тренировал ее в стрельбе по просьбе отца. Вообще бывал у нас часто, пока не стал шерифом. Он старше лишь на шесть лет, мы с Джейн считаем его… кузеном или вроде того. Не берите в голову глупости, мистер Андерсен… Сэм.
«Ей нравитесь вы». Но на это не хватает мужества, и я молча отвожу глаза.
– Она назвала его Черной Пантерой.
Невольно у меня вырывается вполне искренний смех.
– Она считает, что не бывает индейцев без подобных кличек. Сама придумала. Его так не зовут. Джейн…
– Удивительная.
Как тепло он произносит это, с какой тоской смотрит на мою сестру и шерифа, замерших друг против друга. Кейкуок кончается, комичная процессия уже описала по залу полукруг. Джейн хватает Винсента под руку, кружится с ним. Рядом вдруг раздается глухой стон.
Когда я поворачиваюсь, Сэм стоит, согнувшись, и яростно трет лоб. Дрожащие пальцы сжимают локоны, зубы стиснуты, и во всем лице ― невыносимое страдание. В неожиданном даже для себя самой порыве я склоняюсь, беру его за плечи, тяну ближе. Он поддается, слегка опираясь на меня. Прижимается. Точно ищет спасения.
– Мистер Андерсен? Сэмюель? Господи… вам дурно?
Он дрожит. Он очень холодный, как ледышка или… мертвец? Или я сама похолодела? Приглаживаю его иссиня-черные вихры, накрываю своей рукой руку и тихо предлагаю:
– Идемте на воздух.
Но он уже приходит в себя и выпрямляется ― резко, пружиной. На прикушенных губах знакомая улыбка; только бледность и потемневшие глаза выдают, что буквально пять секунд назад что-то было не так. Сэм оправляет манжеты, затем ворот и делает глубокий вдох.
– Боже, мисс Бернфилд. ― Его голос ровен. ― Эмма… вы совершенно правы, я позволил себе лишние домыслы и лишний пунш, наверное. Мне лучше. Благодарю вас. И…
Спохватившись, я убираю руку с его волос. Румянец заливает щеки и становится совсем невыносимым, когда Сэм дарит мне новую улыбку.
– И спасибо… за заботу.
Киваю, пытаясь согнать краску со щек. Смолкает музыка, пары расходятся. Джейн подлетает к нам ― без Винсента. Она сияет, явно не заметила, как Сэму только что стало дурно… От ревности? Джейн как ни в чем не бывало говорит: «Вы стали так угрюмы, идемте же есть». Остается только подчиниться, тем более, гостей уже созывают в столовую. Все время ужина я с тревогой смотрю на Сэма. А он ― только на Джейн.
…Через несколько дней, на вечере уже у Смартов, моя сестра танцует кейкуок только с Сэмом и в шутку целует его в губы. После бала Андерсены зовут наших родителей на первый «серьезный разговор».
