Поленов слушал с нарастающим сочувствием. Васнецов своим северным окающим говором напоминал ему Чистякова. Но что-то уж очень неопределенны и непрактичны были планы гостя. Василий Дмитриевич понял одно: перед ним молодой русский художник, да еще без денег.
Значит, ему необходимо помочь.
Он тут же пригласил его работать в своей мастерской и деликатно предложил взаймы, «в счет продажи будущих картин».
Васнецов благодарно посмотрел на Василия Дмитриевича ясными голубыми глазами и неловко засунул деньги в карман.
С этого дня началась между двумя художниками большая, крепкая дружба.
Они работали бок о бок, молча, упорно, стараясь не разговаривать, не смотреть на мольберты с неоконченными полотнами.
Завязывалась у них беседа только в ресторанчике за обедом; впрочем, говорил больше Василий Дмитриевич, главным образом об искусстве. Однажды он поведал о своей мечте — будущем музее…
В тот же день Васнецов подозвал его к своему мольберту и показал небольшой эскиз.
Три русских богатыря остановили в раздумье своих коней посреди сумрачной равнины и словно не знают, куда им путь держать.
— Вот хочу подарить, дорогой мой, в твое собрание, — как всегда на «о», сказал Васнецов.
Поленов долго смотрел не отрываясь на этот эскиз. Внутреннее око чуткого художника увидело за этим скромным полотном будущую огромную, высочайшего взлета картину. Он взволнованно поблагодарил Виктора Михайловича за подарок, но сказал, что сейчас принять его не может. Будет написана сама картина — тогда другое дело>[3].
Несколько дней спустя Василий Дмитриевич подозвал Васнецова к своему мольберту.
— «Пир блудного сына», — объяснил он.
В это полотно художник вложил всю свою любовь к архитектуре, до мельчайших подробностей расписал роскошную и многокрасочную обстановку пиршественного зала с тяжелыми пестрыми колоннами, с разноцветными коврами в каком-то сказочном вавилонском стиле. Но вместо фигур людей он оставил белые пятна.
Васнецов долго стоял, не говоря ни слова.
— Что скажешь? — не вытерпел Василий Дмитриевич.
— Мне страшно, — прошептал Виктор Михайлович, указывая на эти белые пятна.
Поленов даже потемнел. Он молча снял полотно с мольберта, задвинул его за шкаф и ушел из мастерской.
Все последующие дни он только по утрам забегал в мастерскую, брал этюдник и сразу уходил. Виктор Михайлович из деликатности не спрашивал куда. Наконец Поленов принес этюды, расставил их, натянул новое полотно на подрамник, взял уголь, пытаясь что-то набросать, потом стер, опять начертил, вновь стер.
