Здесь, в Нормандии, художник в полную меру ощутил свое призвание пейзажиста. Впервые в его творчестве природа была так воздушна, так сияла и дышала на солнце. Он настолько тщательно проработал свои этюды, что многие из них мог с полным правом назвать законченными картинами-пейзажами.
Осенью Василий Дмитриевич вернулся в Париж, и сомнения снова охватили его. В Академии художеств ему постоянно повторяли, что пейзаж — это живопись несерьезная, это только фон для картины.
Семья терпеливо и упорно ждала от него выдающегося, большого произведения, притом непременно на религиозный сюжет. Он и сам сознавал, что рано или поздно придется ему сосредоточиться над картиной евангельского или библейского содержания, но пока дальше случайных эскизов дело не двигалось.
Что же тогда писать? Он снова взялся за давно волновавшую его тему «угнетенной женщины».
В короткий срок им было закончено полотно на сюжет исторический и опять из западноевропейской истории. Оно называлось «Арест гугенотки».
Все в этом произведении — замок, оружие, костюмы, предметы быта — исторически достоверны, XVI века.
И опять, как в картине «Право господина», действующие лица — графиня, оба стража, провожающий слуга — были невозмутимо спокойны; графиню д’Этремон — жену вождя гугенотов адмирала Колиньи — вели в тюрьму, где ей предстояло томиться до конца жизни. Этот трагический момент художник изобразил очень эффектно, но мелодраматично.
Тогдашнему официальному Петербургу картина, однако, понравилась; Поленов получил за нее звание академика живописи; критика поместила в газетах благожелательные отзывы.
А семья встретила полотно разочарованно. Когда же Василий начнет осуществлять свой замысел?
В одном из писем мать настойчиво советовала ему:
«Напиши, что ты думаешь теперь начать работать. Пиши, благословлясь, большую картину. Не разменивай себя на мелочь, а главное, крупная, большая вещь — это будет хорошая школа, чтобы двигаться вперед…»
Как можно скорее из самохвального, хотя приятного и даже милого Парижа…
Из письма В. Д. Поленова — матери
Василий Дмитриевич сидел в парижской мастерской Репина. Он только что кончил рассматривать его полотна. «Как умеет Илья Ефимович одновременно и напряженно работать и весело проводить свой досуг!» — поражался он.
Каждую картину Репин по нескольку раз переделывал, писал долго. И каждый пустяковый его этюд восхищал Василия Дмитриевича. Поленов радовался таланту друга, но не завидовал ему: он вообще никогда никому не завидовал.
