«Точно времена феодализма», — с горечью за сестру думал Василий Дмитриевич.
А Вера была его божеством. Близнецы, они вместе выросли, привыкли понимать друг друга с полуслова. Веру он и любил и всегда боялся за нее: бедная сестра так часто хворала. Сейчас он был вдвойне доволен, что она приедет без своего слишком добродетельного и умного Хрущова. Значит, можно будет всласть наговориться, вспомнить детство, дорогие Имоченцы.
Василий Дмитриевич предвидел, что сестры будут спрашивать его, когда же он намерен начать свою большую картину. Он знал, что мать им специально наказала задать этот вопрос.
«Ну да ладно, — думал он, — нам так хорошо будет вместе, как-нибудь обойдемся без серьезного разговора на эту тему».
Наконец пришла долгожданная телеграмма от сестер, и Василий Дмитриевич помчался в Баден-Баден.
Он провел там с сестрами чудесную неделю; вместе дурачились, вместе вспоминали, вместе плакали. Столько нашлось тем для разговоров, что о картине почти не было и речи.
Только в конце июля он смог наконец выбраться в Вёль, куда так настойчиво звал его Репин.
Ему довелось там прожить полтора месяца, и за этот короткий срок он создал десятки этюдов с натуры.
Его и раньше временами тянуло на природу. Отвлекаясь от исторической живописи, особенно в Имоченцах, он забирался с этюдником куда-нибудь под кусты или на лужайку. Но прежние его пейзажи были еще робки и неумелы. И только здесь, на берегах Атлантики, они ожили и засветились, раскрылась в них искренняя и поэтичная душа художника.
Однажды он увидел вместе с Репиным старенькую, смирную белую лошадку, освещенную солнцем, и каждый из них написал с нее этюд.
Впоследствии известный критик Стасов в письме Василию Дмитриевичу так вспоминал об этом этюде:
«Знаете ли, однако, что на меня всего более произвело впечатление из всей Вашей выставки? Это нормандский берег с белой нормандской лошадью посреди холста. Мне кажется, тогдашний день, тогдашнее солнце, тогдашняя вся сцена сильно поразили Вас, царапнули Вас до глубины души, — и от этого-то выразилось тут так много поэзии, правды, красивости и искренности…»
Как-то, выбрав погожий день, группа художников поехала за несколько миль в деревушку Этретá. И там Василий Дмитриевич создал свой пейзаж «Рыбацкая лодка. Этрета».
Обыкновенная темно-коричневая лодка на берегу, группа сидящих рыбаков, светлые камушки и песок вблизи, а вдали зелено-голубое волнующееся море и светлая, палевого оттенка скала. Очень все просто, никаких развалин замков нет. Видно, художник подсмотрел эту лодку, живо напомнившую ему Имоченцы, а сочетание красок «царапнуло» его за душу: он сел и перенес эти краски на полотно.
