Андрею оставалось лишь безмолвно выть в подушку, обвиняя в трагедии всех вокруг. Потом представлять Витю с беспомощной и потерянной усмешкой на лице, полном горечи. Эта картина тоскливо скребла сердце. Он не был готов увидеть её в реальности.
Всё происходящее давило на разум и душу Андрея, заставляя его раз за разом терять установленный годами самоконтроль, предаваться безутешному отчаянию, которое невозможно было облегчить.
Андрей чувствовал себя брошенным, одиноким и потерянным. Иногда ему казалось, что это его жестоко убили, и это его труп возлегал под столпами земли в надежде на воцарение справедливости. Но справедливость всё не воцарялась. Молодой, невинный, умиротворённый труп всё покоился в своём последнем деревянном убежище, навсегда утратив последнюю надежду возвратиться. Видеть лик Ольги среди земляных паразитов — бескрайне тяжело. Но Андрей старался прийти к смирению, хоть это и казалось таким непосильным.
Оля! Ольга! Олечка! Та белокурая девочка со двора, которая выходила на улицу без единой игрушки, но очаровывала, как всех девочек, что они бросались предложить ей присоединиться к их играм; так и всех мальчиков, которые, застыв на мгновение, лишь бесстыдно и с интересом провожали любопытными взглядами каждое движение новенькой девочки.
Она светилась голубым светом. Её движения были легки и незамысловаты. Звук её смеха был звонок, раскатист, непринуждён, одухотворён и невинен. Её хотелось слушать. Андрей замирал, удивлялся, что дворовые друзья (которых он едва видел периферическим зрением), один за другим отводили взгляды, возвращаясь назад, в свою игру. В последний миг первого знакомства с тоненькой, смущённой общим вниманием к себе девочкой, не могли отвести от неё взор только он и Витя, всё продолжая следить за малейшими движениями её тела, прислушиваясь к едва уловимому колебанию воздуха, что нёс её голос.
Андрей долго не мог поверить, что её больше нет в живых. Смотрел сюжет по телевизору. Потом нашёл его в Интернете, пересматривал раз за разом. Отбрасывал воображением серое облако цензуры, разглядывал черты её лица, которые замерли в вечной неподвижности, стали мертвы, но даже теперь не растеряли своей красоты.
Андрей жил с родителями. Они вместе обедали за одним столом, когда телевизор показывал роковой сюжет. Отец с матерью обсуждали что-то своё, не замечая сперва, как меняется в лице их сын. Они едва помнили его первую, но такую сильную и искреннюю школьную влюблённость. Удивлялись сильной, нервной и по-настоящему живой реакции. Для них сын давно перестал быть существом, способным на искренность, способным на эмоции. Всё чаще их отношения напоминали не родственную связь, а отношения арендодателей и квартиросъёмщика. Узнав всю ситуацию, следуя родительскому долгу, они постарались оказать максимум сочувствия и поддержки. Но пробиться через многие слои защиты Андрея им так и не удалось. Их, безусловно, огорчала холодность и закрытость сына. Живя в одном доме, они всё сильнее отдалялись друг от друга. Родители обречённо старались смириться с этим, а Андрей уже давно понял, что не может жить под одной крышей с людьми, которые становились ему всё более чужими, день ото дня всё сильнее.
