Подумав, Князь все же встает и, засунув руки в карманы, вразвалочку идет в строй. Пожалуй, не стоит слишком усложнять себе жизнь. Но чтобы не подумали, будто он испугался Шевцова, бормочет:
— Раскомандовались тут всякие психические…
— После занятий зайдете в канцелярию.
Похоже, сержант сорвал свой великолепный голос — последняя фраза вышла у него как-то сдавленно.
— Товарищ капитан, курсант Киселев по вашему приказанию… по приказанию товарища сержанта…
Кеша растерянно замолкает. Кому не лень приказывают, разберись поди. И вообще непонятно, зачем он сюда приперся? Ротный ведь не звал.
— Продолжайте, — строго смотрит на него Максимов.
— Прибыл! — выпаливает Князь.
— Почему не выполняете приказание командира?
«Кто командир? — хочет спросить Кеша. — Этот, что ли?»
У Князя появляется такая нужда съязвить, аж язык свербит. Но взгляд ротного не обещает, что юмор будет правильно понят, и Кеша отказывается от своего невинного желания. Однако он пробует похорохориться:
— А чего он муштрует!
— Отвечайте по уставу! — повышает голос капитан.
О, это уже не ефрейтор Шевцов! Кеша молчит, потому что не знает, как в этих случаях отвечать по уставу.
— Скажите, Киселев, вы хотите служить?
— Я?
— Да, вы!
Вот это вопросик! Нельзя ли полегче? Надо служить, значит будет служить, какой разговор. Впрочем, Кеша мог бы ответить по чести-совести: хочу, дескать, только пусть мной командуют солидные люди, а не всякие там… И пусть меня поменьше заставляют бегать. И еще пусть… Нет, об этом лучше помолчать.
— Надо, товарищ капитан, — отвечает Кеша.
— Ясно, что надо. Я спрашиваю: вы хотите служить, как все?
Что тут ответить, если против всех ожиданий служба оказалась такой неласковой? Особенно эта беготня. Скажи, что ему расхотелось служить, тут такое начнется!
— Так что же вы молчите? Мне нужно знать, с кем я имею дело. Мы ведь с вами, по сути, в одном строю.
— Хочу, товарищ капитан, — решается, наконец, Князь.
Ротный пристально смотрит Кеше в глаза, и тот не выдерживает взгляда.
— А ведь вы врете, курсант Киселев. Мало того, что вы разболтаны, так еще и неискренни. Ясно, что армию вы представляли себе чем-то вроде пионерского лагеря. А настоящая служба кажется вам незаслуженным наказанием. Это же у вас на лице написано. А вся беда оттого, что у вас нет ни малейшего представления о дисциплине.
Ротный умолкает с таким видом, словно хочет сказать: что, мол, на тебя слова тратить, все равно отскакивают, как от стенки горох.
