— Внутри голубое, вокруг — черное, — отвечаю я возможно серьезнее, не открывая глаза.
— Что? Что он сказал? — изумляются художники.
— Какого оттенка голубое? — настаивает рыжий.
— Как у Леонардо да Винчи. — Открываю глаза и невольно смеюсь: лица художников озабочены, почти встревожены. Вокруг нас собралось человек десять зевак.
— Он сказал — голубого цвета, как у Леонардо! — недоумевает рыжий детина.
— Вероятно, он все же ненормальный? — размышляет вслух парень с нарисованными перстнями.
Протискиваюсь сквозь толпу и выхожу на улицу.
Ночь теплая, мягкая. Шагая и насвистывая себе под нос, думаю о круге. «Круг — судьба, свершение», — сказал рыжий детина, А в этом есть какой-то смысл. Круг действительно воспринимается как законченная фигура, в нем успокоение завершенного жизненного пути.
Будет ли моя жизнь подобна плавно изогнутой линии на голубом фоне науки или медицины?
Иду по оживленным улицам, потом по пустынным бульварам. В тени, на скамейках, тесно прижавшись друг к другу, сидят влюбленные.
Вот я и дома.
Светится окно нашей столовой. У нас гости. Из-за задернутых штор слышится нестройное пение. Тень отца, размахивая руками, дирижирует хором. Поют «Вечерний звон». Бом… бом… бом… — гудит бас отца.
Нажимаю на кнопку у парадного входа и по привычке кричу:
— Cordon, s’il vous plaît! — Дерните за шнур, пожалуйста!
Эта магическая ритуальная форма ночного обращения к всемогущим церберам парижских домов звучит примерно так: «Кордон, сьюплэ!»
Как створка устрицы, с легким гудением приоткрывается парадная дверь. Проходя мимо застекленной двери, за которой прислушивается неусыпное ухо, называю не свою фамилию, а выкрикиваю тоненьким голоском «Дюран» и спешу дальше. Дюран — это фамилия наших соседей. Прибегаю к этому небольшому обману потому, что мне надоели замечания и укоризненные взгляды консьержки, которыми она встречает меня, когда доносится хоровое пение из нашей квартиры.
Сколько раз я говорил родителям, что петь хором неприлично, особенно в семье врача. Но отец иначе не может.
Прохожу прямо к себе. Не выношу, когда взрослые люди поют как дети, с раскрасневшимися лицами и затуманенным взором.
Несмотря на плотно закрытую дверь, приходится прослушать и «Волгу, Волгу, мать родную», и «Во поле березоньку». Оканчивается, как обычно, песней «Славное море, священный Байкал». Слава богу, кажется, на сегодня все.
Гости уходят. Посуда уносится на кухню. Отец ее помоет завтра утром. Мама ложится спать. В квартире наступает тишина.
