— Где Кулябко? — спросил он с тревогой.
Врач, отмеривавший лекарство, приблизился к постели и взял его руку в свои большие теплые ладони.
— Кулябко уже нет в живых, — негромко, но внятно сказал он, поглаживая руку больного и не сводя с него доброго странно-знакомого взгляда. — Вы очень долго болели.
— А Федотов? — голос Гонцова осекся. После паузы он продолжал.— Мне нужно видеть Федотова. И потом моего помощника по лаборатории. Болезнь прервала начатую мной очень важную работу...
Он замолчал, боязливо ожидая ответа.
— Федотов также умер... умер много лет назад.
Нервная спазма стиснула горло, и больной прошептал еле слышно, стараясь приподняться на подушках:
— Но сколько же времени я болел? — По выражению окружавших его лиц он догадался, что цифра велика, так велика, что не решаются назвать ее.
Один, один! Без друзей и родственников. Оторванный от привычного мира. Брошенный в будущее, в холодную звездную пустоту, в неизвестность.
Бедный странник во времени упал ничком в подушки и несколько минут лежал неподвижно, не сознавая ничего, кроме своего ужасного одиночества.
— Прошу вас, сохраните самообладание, — раздался над ним тихий дружелюбный голос. — Вам надо услышать много нового и неожиданного.
— Лучшие умы человечества думали над тем, как отдалить вашу смерть, казавшуюся неминуемой.
Шли годы, сменялись поколения врачей, уступая друг другу место у ложа спящего Гонцова.
Доктор рассказал далее, что питание погруженного в летаргический сон производилось через зонд, а также путем вливаний виноградного сахара непосредственно в кровь. Особое внимание было обращено на поддержание деятельности сердца.
По поводу необычайного случая летаргии писались книги, устраивались научные диспуты. Бесчувственное тело, в котором теплился упрямый огонек жизни, стало объектом жарких медицинских споров. Так прошло...
Доктор замолчал, с беспокойством косясь на худые, острые плечи Гонцова, и сказал быстро, сразмаху разрубая узел:
— Так прошло 93 года, 9 месяцев и 4 дня!..
Он продолжал поспешно, стараясь не задерживать внимания больного на этой цифре:
— Ваш сон оберегали мой дед, потом мой отец. И тот и другой свято верили в то, что вы когда-нибудь проснетесь. Счастье присутствовать при вашем пробуждении выпало на мою долю.
И он протянул Гонцову руку. Другие люди, присутствовавшие в комнате, так же неумело и старательно, точно выполняя забытый обряд, повторили этот жест.
— Но кому же из вас обязан я своим пробуждением? — спросил Гонцов, пытаясь поверить в то, что день, который казался ему вчерашним, отделен от него почти целым столетием.
