Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов

Непонятное началось с первых же его шагов. Стремительно растворилась дверь, и в класс вошел человек в распахнутой форменной тужурке, быстрый в движениях, не похожий на остальных педагогов реального училища.

Загрохотали крышки парт. Мы встали.

Пока дежурный частил молитву, новый учитель рассеянно смотрел в окно и ни разу не перекрестился, что было замечено всеми. Потом не поднялся на кафедру, как ожидали, а подошел к партам.

— Ну-с, — сказал он приятным баском, — будем, значит, путешествовать вместе… Кто любит путешествовать?

Недоуменное молчание было ему ответом. На задних партах неуверенно хихикнули.

Учитель был молод, лет двадцати семи, и если бы не очки, выглядел еще моложе.

У него было большое доброе лицо и простецкий, торчащий вперед нос, чуть раздвоенный на конце (обычно такие носы называют утиными). Лоб был не особенно высокий, но широкий, с выдающимися надбровными дугами, придававшими лицу выражение упорства и силы. Надо лбом нависала непокорная прядь светлых, почти соломенных волос, которую то и дело приходилось отбрасывать назад.

Замечена была еще одна интересная подробность: на часовой цепочке вместо брелока болтался миниатюрный компас. Может быть, это был талисман?…

И Петр Арианович (так звали нового учителя), казалось, удивился, познакомившись с нами. Получая назначение в Весьегонск, наверное, не ждал, что у него будут такие ученики.

С недоумением вглядывался он в Толстоносова, неуклюжего верзилу, сына местного лавочника и племянника протоиерея, усилиями всей родни, будто мешок с камнями, перегружавшегося из класса в класс.

Толстоносов топтался у карты и нерешительно тыкал пальцем куда-то между Уралом и Волгой.

— Выше бери, выше! — неслась через весь класс подсказка. — Ох, ты!.. Каму ищи, реку Каму. На ней Пермь…

Но Толстоносов не знал ничего и о Каме и мог только, сигнализируя полную растерянность, еще выше поднимать свои реденькие брови.

— Садитесь, Толстоносов, — говорил учитель с огорчением.

Огорчение тоже было непонятно. Не все ли равно учителю, что получит Толстоносов — кол или пятерку?

Сейчас мне кажется очень странным, почему предшественник Петра Ариановича так скучно преподавал географию — предмет, интереснее которого, по теперешнему моему, может быть пристрастному, мнению, нет ничего.

Помню, даже описание кругосветного плавания Магеллана, сделанное старым географом, разочаровало меня. Как! Все дело, стало быть, сводилось к корице, перцу и ванили?