— Пес говорил, что хозяин коня мертв, и как звать его, не знает…
— Врет, как дышит! Думаю, сам его и зарубил, а чернозуба потом в «Голубятню» притащил. Ясно-понятно, тут в окрестностях больше некому было Эн-мена прикончить, народец пошел плюгавый да трусливый, так что либо свои, либо Пес, ну или заезжий мастер нашелся… У вышегорцев только опытные бойцы и выжили, а тут еще целый принц, плюс, свита у него какая-никакая наверняка была… Пес зарубил его, точняк, все сходится! Вот же молодец!
Так Искру эта мысль почему-то развеселила да раззадорила, что она вдруг взяла и поцеловала меня в губы. Я попытался ее угомонить — во хмелю же девка, жалеть потом будет, как водится, но не тут-то было! Легко завалила меня на спину и уселась сверху.
— Заткнись уже, Рыжий! Давай, лежи смирно, — приказала она мне шепотом. — Теперь я выбираю, тебя ни о чем не спрашиваю.
Оказалась Искра вдобавок ко всем своим прочим неоспоримым достоинствам, девушкой сильной и выносливой — загоняла меня напрочь. Лежали мы под утро в обнимку, и что-то она мне про свое городское детство рассказывала, только я не слушал толком и быстро заснул, зарывшись лицом в ее густые рыжие волосы.
Проснулся, как водится, в гордом одиночестве. Пошарил руками рядом в сене, поискал ее глазами и понял, что попал! Спохватился, внутри все оборвалось — вот же, ловкая воровка! Вскочил, бросился осматривать, обыскивать конюшню.
Лошади, сумки, седла, снаряга… Ничего не пропало вроде. И ни единого ее следа, ни длинного волоса рыжего, ни капли пойла вонючего, ни лоскутка, ни бусинки! Да как же так-то?!
Тут меня накрыло окончательно, даже в портки себе заглянуть умудрился, но и там оказалось все в полном порядке, включая утренний стояк, извините за такие подробности. Выходит, не было со мной никого этой ночью, а как иначе?! Лошади все на месте, из вещей ничего не пропало, следов ее найти не могу — значит, привиделась она мне в чудесном сне, о котором и говорить лишний раз стыдно. Ну, дела!
Выбрался я во двор в смятении чувств и полном раздрае, будто водой холодной окатили.
На ступенях борделя сидел Горбун, грелся на солнышке, выводил что-то умело на своей тростниковой свирели. Был он аккуратно пострижен, причесан и гладко выбрит, одежду ему шлюхи залатали и даже успели украсить какими-то лентами да шнурами. По всему видно, и барышнями он остался доволен, и сам этой ночью не подкачал.
Не будь у Горбуна такого выдающегося довеска к мускулистой спине, он бы без прозвища звонкого все равно не остался, так как в силу непростых жизненных обстоятельств оказался совершенно немым.
