— Сожалею, что я упомянул…
— Я тоже, милый. Я тоже. Разговоры на эту тему наводят на меня смертельную скуку. Это все равно как съесть бифштекс, а потом сидеть среди объедков и вспоминать, какой он был чудесный. Или, когда хочется пить, напиться до отвала чем-нибудь холодненьким, а после, разглядывая стакан, обсуждать, какой температуры был напиток. Во имя спасителя…
— Я же сказал: я сожалею, что упомянул об этом!
— Пресвятая дева Мария, тебе не следует кричать на меня, приятель!.. А знаешь, ты, похоже, заводной!
— Я очень спокойный человек! И всегда был таким! Я никогда не теряю самообладания! Отвяжись от меня, ясно!
— Кирк, милый, ты очень возбужден. Здесь есть что-нибудь перекусить?
— Немного холодной ветчины и ржаной хлеб.
— Я сейчас сделаю пару бутербродов, и у нас сразу улучшится настроение. Тебе известно, что уже три часа ночи?
Бонни Ли слезла с кровати и направилась в крошечную кухоньку, предварительно включив там яркую лампу. Приподнявшись на подушках, Кирби следил за ней. Казалось, ее длинные загорелые ноги были вырезаны из красного дерева, тщательно отполированного. Он любовался тем, как легко и непринужденно она двигалась, как плавно ходили гладкие упругие мышцы на ее спине, шее и плечах. И от мысли, что это прелестное существо недавно принадлежало ему, в душе Кирби стала разливаться чудесная удовлетворенность, какую прежде он никогда не испытывал. У него даже возникло вдруг желание взять откуда-нибудь камень побольше и крепко стукнуть им себя по голове — за то, что так долго лишал себя самых восхитительных ощущений.
Бонни Ли в кухне принялась что-то тихонько напевать. Когда она пела, ее голос становился низким. Мелодия и слова песни показались ему ужасно знакомыми.
— Билли![6] — осенило его.
Она повернулась и улыбнулась ему сквозь дверной проем.
— Господь сохрани ее душу! Я крутила ее пластинки до тех пор, пока они не начинали хрипеть. Тогда я покупала новые. И так без конца. Если б не они, я никогда бы не сделала карьеры, милый. У тебя есть какие-нибудь любимые ее песни?
— «Господь благослови Чили».
Бонни Ли радостно всплеснула руками.
— Вот совпадение! Кирк, милый, это же моя песня! Семь тысяч раз я пела ее для себя и для зрителей, и всегда у меня заново начинало щемить сердце. Когда я думала об этой несчастной брошенной девушке, о том, как обошлась с ней жизнь, я готова была заплакать. Мы поедим, и я спою тебе эту песню. Ты закроешь глаза, и тебе покажется, что Билли вернулась. Послушай, здесь есть красное бургундское. Хочешь, я принесу его со льдом, в длинном бокале?
