И наконец, за последние годы французская археология достигла поразительных успехов. Здесь, правда, отставание французов было очень существенным, но за прошедшие 20 лет они наверстали упущенное и двинулись вперед. Я говорю сейчас не о той археологии, которая некогда занималась исключительно отдельными памятниками, но об археологии повседневности, материальной культуры. Расцвету этой науки способствовало благоприятное стечение обстоятельств — многочисленные раскопки при строительстве, перестройке старых городских кварталов, прокладке автодорог, а также общественный интерес к археологии, вынудивший французское правительство более щедро финансировать эту науку. Археологические исследования охватывают огромный исторический период, но наиболее плодотворными за последнее время оказались работы по средневековью. Значение некоторых открытий было столь велико, что они привели к пересмотру гипотез и моделей, которые мы создали, основываясь исключительно на письменных источниках. Приведу два примера. Сведения, которые можно извлечь из хартий и хроник конца X — начала XI в., позволяли предположить, что в ту эпоху, которую я называю временем феодальной революции и раздробления политической власти, число замков было небольшим и, следовательно, власть распалась на сравнительно небольшое число новых политических ячеек — сеньорий, группировавшихся вокруг мощных крепостей. Однако археологические изыскания обнаружили остатки множества мелких земляных укреплений, называвшихся в те времена «мотт». Их число и распространенность заставляют нас задаться вопросом: не была ли в то время власть гораздо более раздробленной, чем мы это себе представляли, и не следует ли нам вследствие этого основательно пересмотреть наши представления о структуре господствующего класса той эпохи. Второй пример: на юго-востоке Франции на берегах небольшого озера в Дофине при раскопках были обнаружены остатки крупных жилых строений, датируемых приблизительно 1000 г. Среди них вперемешку были найдены оружие и сельскохозяйственные орудия, что позволяет предположить, что пропасть между рыцарями и крестьянами была вовсе не столь глубокой, как это можно было бы заключить из текстов, списков свидетелей в конце грамот, из епископских воззваний и лексикона авторов хроник.
Таков мой взгляд на современную французскую историографию. Излагая его, я основывался исключительно на личном опыте. Другие, возможно, посмотрят на эти события иначе. Мне же хотелось рассказать о событиях, свидетелем и участником которых я был. И я надеюсь, что мое свидетельство представит определенный интерес для важного коллоквиума, который сумели организовать советские историки, сделав то, чего мы не смогли сделать во Франции — отпраздновать 60-летие «Анналов».
