Однако на Срединно-Атлантическом хребте двадцать километров – все равно что двадцать парсеков. На свет надежды никакой – даже солнечные лучи пробиваются не дальше, чем на несколько сотен метров от поверхности. Гидротермальные источники выбрасывают едкую блевотину вдоль свежих скальных швов. Морское дно непрерывно ворчит, горы пинают друг друга в извечной игре «Лягни континент». Топография, способная посрамить Гималаи: рваные трещины вспарывают кору от полюса до полюса. Хребет поглотит все, чем может выдать себя «Атлантида», о каком бы спектре ни шла речь. Зная координаты, еще можно найти цель, но сдвинь их на волосок, и тебе не попасть даже в огромный шумный город. Расстояния в двадцать километров более чем достаточно, чтобы уйти из-под любой атаки, направленной на текущее местоположение «Атлантиды», кроме, пожалуй, бомбардировки полноценными глубинными ядерными бомбами.
Хотя и не сказать, что такого уже не случалось, отмечает про себя Кларк.
Они с Лабином плавно скользят вдоль трещины в застывшем конусе древней лавы. «Атлантида» осталась далеко позади. До Невозможного озера еще много километров. Ни налобные фонарики, ни фары «кальмаров» не горят. Пара движется при смутном свечении сонарных экранов. Столбы и валуны отображаются на них изумрудными линиями, отмечается малейшая перемена давления в окружающей тьме.
– Роуэн считает, что дела плохи, – жужжит Кларк.
Лабин не отзывается.
– Она думает, если это и впрямь окажется Бетагемот, «Атлантиде» угрожает всеобщий когнитивный диссонанс. Все заведутся.
По-прежнему – молчание.
– Я ей напомнила, кто здесь главный.
– И кто же, если не секрет? – наконец жужжит Лабин.
– Брось, Кен. Мы можем парализовать их жизнь в любой момент, когда вздумается.
– У них было пять лет для решения этой проблемы.
– И что им это дало?
– И пять лет, чтобы сообразить, что они превосходят нас в числе двадцать к одному, что нашим специалистам с ними не сравниться, и что группа прокачанных водопроводчиков с антисоциальными наклонностями вряд ли представляет серьезную угрозу в смысле организованного противодействия.
– Все обстояло точно так же и в первый раз, когда мы подтерли ими пол.
– Нет.
Она не понимает, зачем он это делает. Именно Лабин поставил корпов на место после их первого – и последнего – восстания.
– Слушай, Кен…
Их «кальмары» внезапно оказываются совсем рядом. Почти соприкасаются.
– Ты же не дура, – жужжит Кен, заставив ее уязвленно затихнуть. – И сейчас не время валять дурака.
