– А народу не так много, – заметил Йен, осматриваясь.
– Питие уже перестало быть тем спортом, которым было когда-то. Все нынче стали такими чертовски ответственными и повернутыми на здоровом образе жизни… Бывало, я читал лекции полностью в хлам. А теперь чувствую себя виноватым, если выпил бульон во время ленча. Мир стал другим.
– Но на тебя это почти совсем не повлияло, – рассмеялся Йен.
– Какого черта, сегодня мой день рожденья.
– Кстати, о дне рождения. Твой подарок лежит у меня в кабинете.
– И это что-то, что я смогу поставить на вертушку?
– Может быть, и так.
– Какой друг. Какой парень. Человечище!
Официантка вернулась с двумя кружками пива, и Бакли полез за бумажником, но Йен остановил его:
– Я плачу́. В честь твоего дня рождения.
– Всегда знал, что ты можешь на что-то пригодиться.
Йен заплатил официантке, одной из своих прошлогодних студенток, и оставил ей необычно большие чаевые, чтобы она не посчитала его дешевкой. Он не совсем понимал, почему его так волнует мнение бывших студентов, но оно его действительно волновало, а это, в свою очередь, приводило к покупке никому не нужных вещей и к слишком большим чаевым.
Бакли допил остатки в первой кружке и сделал большой глоток из свежей. Посмотрев на Йена, покачал головой.
– Эти гребаные республиканцы, приятель…
– А что с ними не так?
– У меня на курсе по современной литературе есть паренек. Абсолютный фанатик правого толка. Вечно тыкает мне в нос своим Рейганом: «Президента не так поняли… Нельзя задавать вопросы во время съемки… Восемьдесят процентов загрязнения воздуха вызывается растениями… Кетчуп – это овощ… Видел одного психа – видел их всех…» Совсем как в старые добрые времена. Когда в национальных проблемах винили Конгресс, законников и средства массовой информации.
– Вот в этом-то и заключается главная проблема нашей страны, – усмехнулся Йен. – Представительная демократия, американская система правосудия и свободная пресса. Стоит избавиться от всего этого, и мы заживем в достаточно приятном месте.
Несколько мгновений Бакли молчал. Потом сделал еще один большой глоток.
– А ты думал раньше, что из всего этого получится? Я хочу сказать, такой ты ожидал увидеть эту страну через двадцать пять лет, когда был двадцатилетним?
– Так вот в чем дело…
– Нет, дело не в возрасте. – Бакли тупо уставился на кружку. – Дело в этом пареньке. Он выносит мне мозг. Прошло всего – сколько? – две-три недели, а я уже знаю об этой личности гораздо больше, чем хотел бы знать. – Он допил свое пиво. – Я хочу сказать, что парень вооружился до зубов, готовясь к неизбежному краху общества.
