– А теперь, братцы, я вас должен от всего моего благодарного сердца поблагодарить за наше счастливое спасение! Спасибо, братцы!
Обтерев рот рукавом, он обнял и поцеловал сивобородого мужика, стоявшего впереди остальных, за ним поцеловал второго, за этим хромого мужика, которого другие звали Милован. Так он перецеловал всех и каждому при этом говорил:
– Спаси тебя господь!
Потом Власыч дал всем мужикам на водку очень щедро.
Мужики громко загалдели и стали кланяться, а Власыч стоял посредине, как скала, разглаживая усы, отросшие на этапах, и рассказывал историю их бедствия.
Когда ехали на подводах к селу, Милован, с которым
Дзержинский сидел рядом, сочувственно сказал:
– А твой-то большак с горя малость свернулся.
И покрутил пальцами возле лба.
– Да уж, что уж, – неопределенно ответил Дзержинский и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
В селе поели, обсушились, обогрелись.
Днем выглянуло солнце, беглецы наняли подводу и отправились дальше.
Не проехали и нескольких верст, как повстречали бричку, в которой мчался какой-то полицейский чин в форменной фуражке, с саблей. Спасла фуражка, – Дзержинский вовремя заметил яркий околыш, крикнул Власычу: «Ложись!» – и сам лег на дно телеги.
Гремя колокольцами, бричка земского, запряженная тройкой караковых, промчалась мимо.
И вновь подвода заскрипела немазаными осями по бесконечной безлюдной тайге.
Вечером, подъезжая к деревне, попали в беду.
Возле околицы стояла толпа мужиков и баб. Здесь же были и ребятишки. Стояли неподвижно, мрачные, с печальными лицами.
– Чего они стоят? – спросил Дзержинский у возницы.
– А кто их знает, чего они стоят, – последовал ответ.
Придержали на минуту лошадей, пошептались, – может быть, свернуть? Но сворачивать не было смысла: если захотят, догонят, – возле околицы на выгоне паслись стреноженные сытые кони; решили ехать, положась на авось. Когда подъехали к толпе вплотную, старик, стоявший впереди всех, рухнул на колени и стал просить, чтобы его не погубили, не оставили без родителя малых детушек, без хозяина бабу. .
Власыч, совсем уже приготовившийся еще раз изобразить тронувшегося умом Силу Силыча, успел только вылезти из подводы и произнести что-то вроде «не робей, детинушка, мы купцы-миллионщики», как положение вдруг изменилось.
Старик поднялся с колен, прищурился и спросил:
– Каки таки миллионщики? Чего врать-то. Кажи бумагу, не то мигом в холодную сведем.
Толпа вокруг загудела, послышались голоса:
– Да беглые они, чего с ними вожжаться...
