Франкенштейн в Багдаде | страница 69



– Твоему другу уже успокоиться надо, найди ему дырку для постоянных утех, – в который раз повторит ему эту скабрезную фразу Аббуд, чтобы обидеть высокие чувства Махмуда.

Он заглянул в кофейню Азиза аль-Мысри, увидел там Хади и вспомнил об их вчерашнем уговоре. Махмуд попросил чая и, чтобы обо всем забыть, сел слушать россказни полоумного старьевщика. Тот говорил тихо, часто прерывался, с опаской оборачивался, будто выдавал большой секрет, и совсем не был похож сам на себя, на повелителя интриги и гипнотизера публики. А дойдя до кульминации, Хади сообщил, что ему неудобно здесь разговаривать, и пригласил Махмуда к себе домой.

Когда Хади окончил рассказывать во всех подробностях о том, что дальше случилось с Безымяном, Махмуд еще с полминуты сидел без движения под впечатлением от услышанного. Какая чудовищная история! Нет, недоумок Хади не мог все это нафантазировать. У него мозгов бы не хватило так запутать сюжет.

– Ну, твоя очередь! Давай свою тайну! – прервал его размышления Хади.

3

Ничего не выдумывая, Махмуд поделился с ним своим секретом, о котором до сих не знала ни одна душа, даже самый близкий его друг Хазем Аббуд. Его действительно грызли сомнения относительно собственного происхождения – кем были его предки всего несколько поколений назад? Не то чтобы удобного случая поговорить об этом с другом не подворачивалось, просто Махмуд не находил в себе смелости. Хади он не соврал. Но тот не оценил его признания. Что касается перипетий Безымяна, то они оказали на Махмуда столь сильное воздействие, что с того дня он не мог ни о чем другом больше думать и, оставшись один в своем номере, решил наговорить эту историю на диктофон, чтобы ничего не забыть. Махмуд боялся, что эмоции, которые били из него ключом, смоют из памяти важные детали. Просто необходимо, пока он все помнит, записать рассказ Хади, ничего не упустив.

Сколько всего он наговорил на диктофон фирмы Panasonic, купленный полгода назад в одном из магазинчиков Баб-аш-Шарки! Тревоги, размышления, наблюдения… Все это когда-нибудь пригодится, рассчитывал Махмуд. Диктофон был для него последним словом техники по сравнению со школьными тетрадками, в которых вел дневник его отец Рияд ас-Савади. После его смерти осталось двадцать семь тетрадей, каждая по сотне листов. Махмуд успел просмотреть лишь несколько страниц перед тем, как мать самым преступным образом отправила их в топку и подлила туда еще керосина, чтобы они пылали синим пламенем, а потом испекла на этом же огне, обжигающем воспоминаниями, ровно двадцать семь лепешек…