Джим усмехнулся.
— Ты, видно, привык вопросы постельные с политэкономическими заодно решать. Вот тебе сейчас и туго.
— Попробуй раздели их, — усмехнулся Мак. — Мужское естество всегда о себе напомнит, стоит чуть солнышку меня приласкать. Это в порядке вещей.
Зажглись редкие звезды, словно острые алмазные иглы пронзили холодную тьму. В соседней клетушке вдруг загомонили, потом все стихло, лишь изредка слышались одиночные выкрики.
Джим обернулся на шум.
— Что там происходит. Мак?
— В кости играют. Это они в два счета организуют. На что ж они играют, денег-то нет. Может, просаживают следующую получку? А ведь кончится работа, большинство из них и цента не получит, после того, как с бакалейщиком расплатятся. Смотрю, один из магазина тащит две большущие банки колбасного фарша. Небось, в один присест все и съест, а завтра животом будет маяться. Как все истосковались по вкусной еде! Ты не замечал, Джим, когда наголодаешься, тогда о чем-то одном мечтаешь? Я, например, о картофельном пюре, да чтоб масла побольше. А этот парень, небось, не один месяц о мясе мечтал, вот и дорвался.
Вдоль дома шел большой человек, освещенные окна отбрасывали блики ему на лицо.
— А вот и Лондон, — определил Мак.
Тот, покачивая плечами, подошел. В обрамлении черных волос высвечивала лысина.
— Ну, все, я поел, пошли, — сказал он. — Мой «форд» за домом.
Он повернулся и зашагал обратно. Мак и Джим — следом. За домом они увидели прогулочную модель «форда» с откидным верхом. Клеенчатые сиденья обтрепались и порвались, из прорех торчали пружины, волосяная набивка. Лондон сел за руль, включил зажигание. Машина заурчала.
— Крутани-ка, Джим. — Мак подал ему заводную ручку.
Тому пришлось налегать всем телом на неподатливую ручку.
— Ну как? У меня уж руки отваливаются.
— Нет искры.
Лондон дал газ, Джим крутанул что есть мочи, мотор чихнул, своенравная ручка больно ударила Джима.
— Ух, черт, брыкается!
— Да, она у меня норовистая! — подтвердил Лондон. — Сейчас крутани и не опускай.
Джим снова налег на ручку. Мотор взревел, зажглись меленькие тусклые фары. Джим уселся на заднее сиденье меж старых камер, шин, дерюжных мешков.
— Ворчит, но едет, — прокричал Лондон. Он развернулся и выехал по садовой аллее направо — к шоссе. В моторе стучало и скрежетало. Сквозь разбитое ветровое стекло со свистом врывался холодный ночной воздух. Джим съежился, спрятавшись за спинами сидящих впереди. Позади на фоне черного неба светили городские фонари. По обеим сторонам темной стеной стояли большие яблони, порой из-за них мигали огоньки домов, а «форд» обгонял и большие грузовики, и бензиновые цистерны, и серебристые молочные с голубыми светлячками подфарников. Вот от домика к шоссе бросилась сторожевая собака, и Лондону пришлось резко повернуть, чтобы не наехать на нее.
