В феврале 1916 годе его освободили от должности по состоянию здоровья, а через месяц, в марте, Плеве скончался.
* * *
Ночью на улице грохотали английские грузовики, мешали спать. Утром к Миллеру заглянула жена — бледная, с опухшими глазами. Несмотря на возраст, Тата была всё ещё красива.
— Эжен, нельзя ли запретить ездить по нашей улице грузовикам и танкам? — спросила она.
Миллер улыбнулся грустно, понимающе:
— Можно, Тата.
— Сделай, пожалуйста, прошу тебя.
Улыбка на лице Миллера стала ещё более грустной.
— Это будет непатриотично, Тата, — сказал он.
Наталья Николаевна вздохнула, склонила голову.
— Ах, Эжен, — произнесла она удручённо, потом, уловив в лице мужа тревогу, вновь подняла глаза. Спросила:
— Тебя что-то тревожит, Эжен?
— Абсолютно ничего, — спокойным тоном ответил он.
— Нет, тебя всё-таки что-то беспокоит.
— Я часто вижу сны из прошлого, — признался он. — Иногда пью чай с покойным Павлом Адамовичем Плеве.
Наталья Николаевна передёрнула плечами.
— Это плохие сны, Эжен.
— Да уж... Ничего хорошего, — согласился с женой Миллер, усмехнулся грустно, — пить чай с покойником.
— С собой переместиться в нети не приглашает?
— Слава богу, нет.
Миллер не стал говорить жене, что видел другой худой сон — чёрный, с галдежом ненасытных ворон и низким, залитым пороховым дымом небом... Во сне его били солдаты. Миллер хотел проснуться, но не мог — лицо его дёргалось, он переворачивался с боку на бок, болезненно вскрикивал, но не просыпался. Он словно был заколдован — слышал звуки, проникающие в дом извне, сквозь сжим век видел серые тени, ползающие по потолку спальни, но проснуться не мог — не получалось, сон цепко держал его.
Генерала действительно здорово избили весной семнадцатого года солдаты. Произошло это на второй день Пасхи. В небольшом городке Кимполунги стояло два корпусных штаба — пехотный и кавалерийский. Дул тёплый ветер, на прозрачных, уставших от зимней спячки ветках начали зеленеть почки, а в щелях между камнями брусчатки появились тонкие ломкие стебельки.
Дышалось легко, настроение было приподнятым, праздничным: Пасха есть Пасха... На столе у Миллера стояло блюдо с крашеными яйцами — ординарец генерала оказался большим мастаком по этой части: из обычной луковой шелухи он сумел приготовить краску нескольких тонов — от лёгкой охристой, с персиковым оттенком, до густой красной, благородной, сочной: отдельно в углу, на маленьком столике, красовался кулич, накрытый расписным рушником.
