Коллега остолбенел. И друг сразу ему подлил. И себе подлил тоже.
– Почему? – удивился коллега, боясь поверить в услышанное.
Друг кивнул в сторону того столика.
– Потому что благодаря тебе она стала независимой. Ты сделал ей больно, и она решила стать сильной, чтобы больше никто не мог ее так обидеть. Посмотри – как она одета. У нее сумка от Гуччи.
– Это Фурла, – сказал я.
– Тем более, – не смутившись, уронил друг. – Тем более! Ты ушел и завел в ней механизм самосовершенствования. И теперь она – настоящая богиня. Успешная, красивая, сильная.
Коллега сиял. Давний тяжелый камень упал с его души.
– Спасибо! – сказал он проникновенно, и они расцеловались с другом.
Все-таки на ранней стадии разговора водка творит чудеса.
Коллега встал, взял полную стопку в руку. Я думал, что он хочет сказать тост, но ошибся.
– Всё равно пойду извинюсь перед ней, – заявил он и пошел.
Стремительно так пошел, хорошо. Мы слова не успели сказать.
– Ты гений, – отметил я. – Отпустил человеку грех.
За тем столиком уже хохотали. Коллега стоял перед одной из девушек на колене и говорил что-то с пылом. Столик за стеклом заинтересовался. Девушка со спиной повернулась, и я увидел ее лицо. Красивое и абсолютно спокойное. Точно у ожившей мраморной статуи, созданной кем-то из великих стариков.
– Может быть, и мы перейдем? – спросил друг, и это был не вопрос, а предложение.
– Я расплачусь, – сказал я и снова махнул официантке. – Я позвал, поэтому сегодня мой праздник.
Он не уговаривал. Я вынул бумажник и увидел, что он уже рядом с коллегой. Коллега поднялся с колен, пересел за стол. Был счастлив и еще не аморфен. Заметил мой взгляд и пошел ко мне.
– Это не она, – изрек он и забрал графин. – Представляешь, ее даже зовут по-другому.
«Эйфория, – подумал я. – В наше тяжелое время командировки людям необходимы».
Подруга девушки со спиной смотрела на меня. Я на них. И вдруг она мне помахала. Примерно так же, как я официантке. Призывно.
Вернулся друг. С одним вопросом:
– Ты не будешь против, если я закажу еще триста?
– Закажи, – разрешил я. – Только можешь узнать за тем столиком – не будут ли они против?
Друг обернулся.
– Да, – сказал он. – Узнаю своего друга. Верный глаз, твердая рука. Всегда видит лучшее. Прочь сомненья и только вперед.
Если бы я верил в реинкарнацию, то не сомневался бы, что в нем живет диккенсовский Джингл.
И он пошел. Сел с разбега на свободный стул, а потом начал махать мне.
А через пять минут к нам со стулом в одной руке и графином в другой присоединился коллега.
