И тут я понял, что мы за столиком вдвоем с другом. А коллега исчез.
Друг смотрел на меня.
– Ты не будешь против, если мы еще триста закажем? – спросил он.
– Хоть пятьсот, – отозвался я. – Я же не Тома.
Тома была его женой. Томе бы мой ответ не понравился.
Но она была в двухстах километрах от нас.
– А где? – спросил я и увидел, что коллега возвращается из туалета.
Он шел с таким странным лицом, что я поймал себя на том, что волнуюсь.
Он подошел, сел и налил – себе. Хотел уже хлопнуть и поймал себя на этом. Сказал другу: «Извини» – и вылил в его стопку остаток влаги из графинчика. Увидел, что вышло не поровну, и начал доравнивать, переливая из своей. Друг запротестовал, отчего запротестовал уже коллега. Они делили эти десять граммов, как близнецы наследство – чтобы вышло строго пополам. Наконец справились и выпили.
Точнее, выпил друг. А коллега поставил стопку на стол и сказал мне:
– Скажи, пожалуйста, это может быть она?
– Кто? – не понял я.
Он кивнул на столик, за которым тоже сидели две девушки, но постарше. Мы сначала глазели на них, но потом другу с коллегой принесли водку, а я увидел, что за стеклом сидит девушка со спиной, – и про тех мы напрочь забыли.
– Если это Оля, то это она, – сказал коллега.
– Или если это она, то это Оля, – весело сказал друг и махнул официантке.
Та подошла. Вежливая и приветливая. Улыбаясь нам, а мы улыбнулись ей. Точнее, они – друг с коллегой.
– Как вы думаете, – спросил друг, – пятьсот лучше, чем триста? Или триста лучше, чем пятьсот?
– Смотря о чем идет речь, – сказала она философски.
Ее настроение очень подходило к иероглифам, написанным на бамбуковой бумаге. Бумага висела на стенах, украшенных бамбуковыми же палками и красными фонарями, вероятно, тоже из бамбуковой бумаги. Все-таки кафе было вьетнамское, интерьер должен был помочь вам не забыть об этом.
Друг ласково поднял пустой графинчик и весело сказал:
– Об этом прекрасном мужском напитке.
Я думал, она скажет – пятьсот. Но она сказала:
– Лучше триста.
– Вас случайно зовут не Тома? – продолжая веселиться, улыбнулся друг и шутливо погрозил девушке пальцем.
– Нет, – сказала она. – Не Тома.
И ушла. Но очень миролюбиво.
Коллега все сидел с рюмкой водки. Увидел, что мы уже смотрим на него – и выпил.
– А по-моему, это Олечка, – заявил он. – Моя первая девушка. Я ее бросил восемь лет назад.
Пришла официантка. Грациозно поменяла графины и ушла. Друг налил ему и себе.
– Это бывает, – сказал он, и они чокнулись. Коллега хмелел на глазах, а другу было хоть бы хны. – Это бывает, но она должна быть тебе благодарна.
