— Что же с тобой было?
— До сих пор никто толком не знает. Нашли изменения в крови. Анизоцитоз… Ты представляешь себе, что это такое?
— Это изменение красных кровяных телец. Величина их становится различной.
— Ну, вот. Были еще кое-какие изменения — ослабело зрение, огрубела кожа на теле… Сейчас все прошло. Ах, — махнул он рукой, — ничего мне не сделается!.. Слушай, Борис, — сказал он, опять усаживаясь на койку и положив свои руки на колени Карцеву, — я уже отчаялся тебя видеть… А ты мне нужен, как воздух. Веришь?
Карцев улыбнулся.
— Предположим, верю.
— Обещаешь помочь?
Карцев опять улыбнулся.
— Смотря в чем.
— Ну, ясно, что ничего вредного или глупого я с тебя не потребую.
Он посмотрел Карцеву прямо в глаза.
— Пойдешь со мной за этим корнем? — Он кивнул на раскрытые дверцы тумбочки.
Карцев замялся.
— Слушай, — голос Павла понизился до взволнованного полушепота, — это отнимет у тебя неделю, не больше… Твоя экспедиция уйдет без тебя, ты ее нагонишь, я тебе помогу в этом. А мне одному не справиться. Нужен спутник, свой парень, которому я могу довериться. Это же большое дело, ты понимаешь?
— Постой, а сотрудники станции? Неужели они тебе не смогут помочь? спросил Борис.
Павел поморщился.
— Нет, это исключается, — сказал он голосом, не допускающим дальнейших расспросов. — Есть там одна девушка, она, может быть, с нами пойдет… Но этого недостаточно.
Борис молчал, обдумывая неожиданное предложение. Что-то в этом предложении было таким заманчивым, что ему не хотелось сразу отказываться; его привлекала не столько деловая сторона этого похода, сколько романтика путешествия в неизведанные места, борьба с предстоящими трудностями, преодоление препятствий, налет какой-то таинственности на всей этой истории… И именно это волновало и трогало, а не перспектива каких-то призрачных научных открытий.
Павел продолжал смотреть ему прямо в лицо.
— Ну? — спросил он наконец, не сдерживая нетерпения.
— Эх, была не была! — сказал Борис, поднимаясь со своего табурета. — В общем, это направление мне по дороге… Только смотри — не больше недели.
Ветер дул с востока — сухой, горячий, не приносящий облегчения от палящего зноя. В окно лаборатории было видно, как он треплет зелень посевов, ровными рядами идущую по направлению к подножиям гор. Дальше тянулся пейзаж, похожий на этюд, написанный в широкой, свободной манере: бугры сыртов однотонно бурого цвета, за ними — зеленая полоса кустарников на предгорьях, уходящая длинными языками в ущелье, еще дальше — красно-бурые громады скал и над ними — бледноголубые остроконечные снеговые вершины, сияющие под раскаленным солнцем.
