— Нельзя ли без нравоучений?.. — начал Павел, но замолчал: его озадачило выражение лица девушки.
— Ты поступил отвратительно, — сказала Женя упавшим голосом. — И я жалею, что согласилась идти с тобой.
Она отвернулась от него и стала быстро укладываться в свой мешок.
— Женя… — обратился к ней Павел примирительным тоном.
Женя не отвечала.
— Ты хочешь меня выслушать?
Клапан мешка закрылся над головой девушки.
Павел с остервенением потер ладонями щеки.
— История… — сказал он сквозь зубы.
Борис подбросил топлива в огонь. Пламя осветило желваки на скулах и упрямо сжатые губы Павла.
— Ну, надо укладываться, — пробормотал он, не глядя на Бориса.
Дождь прекратился. Царило глубокое безмолвие, нарушаемое только треском костра. Борис сидел перед огнем, упершись подбородком в колени. Спать не хотелось, но блуждавшие в голове мысли были бесформенно-дремотными. Ему было досадно, что в этом деле он в глазах Жени оказался соучастником Павла. Еще более досадно было то, что он имел возможность помешать Павлу стать на путь анархической погони за славой, но не сделал этого. Тогда он не понял этого, не оценил как следует мальчишеской выходки Павла. Досада вызывала ощущение какой-то тревоги, чувства чего-то несовершенного или совершенного не так, как надо. Он смотрел в огонь, бессмысленно повторяя про себя:
— Напрасно, напрасно… Напрасно, напрасно…
В ушах тонко звенело, в унисон атому слову: «Напрасно, напрасно…»
Он подумал, как медленно будет течь время этой бессонной ночью. Закрыл глаза, томимый беспокойными, тягостными ощущениями… И вдруг проснулся, точно от резкого толчка.
Он поднял голову. Было совсем светло. Перед ним правильным кругом лежал серый пепел сгоревшего костра. Уходил далеко вокруг частокол сушняка, помятый и поломанный за ночь. Из одного спального мешка виднелось хмурое лицо Павла с вздрагивающими при дыхании губами. Другого не было. Борис оглянулся по сторонам в недоумении. Сквозь стволы растений пробивался розовый свет восходящего солнца, отражаемого снеговыми вершинами. Второй спальный мешок отсутствовал. Не было и знакомого зеленого рюкзака. Женя исчезла!
Павел проснулся не скоро. Борис долго толкал и тряс его неподвижное, сонное тело, пока он не стал проявлять признаков жизни.
— А, что? Моя очередь дежурить? — сказал Павел, не открывая глаз.
— Женя пропала, пойми ты! — крикнул Борис ему в ухо.
Павел открыл глаза и сел. Его маленькие, опухшие от сна глаза обежали тревожным взглядом вокруг костра.
