— Что же это ты? — спрашивал он Лешку и качал головой.
— Я хотел ракету сделать, чтоб летела метров на сто. Понимаете? — говорил Лешка.
— Ракету? — как бы про себя произносил дядя Евгений. — Что ты в нее заложил?
— Порох и… головки от спичек.
— Зачем же порох? — вспыхивал дядя Евгений и тут же спохватывался и начинал говорить тихо: — Не мог посоветоваться. Я бы тебе… Да что теперь говорить!..
— Я боялся, — сконфуженно бормотал больной.
— Кого ты боялся?
— Вас!
— Эх ты, рыбья голова! Пороха не боялся, а меня испугался. Разве я такой страшный, чтобы меня бояться?
— Вы строгий.
— «Строгий»! — передразнивал мальчика старый пиротехник. — А разве в моем деле можно быть не строгим? Мой учитель Джузеппе Роджеро бил меня по рукам… за неосторожность. И я ему благодарен.
Дядя Евгений отворачивался. Он снова уходил в свои тяжелые мысли. Вид у него был такой расстроенный, что у Лешки сжималось сердце. Он никогда не предполагал, что веселый чудаковатый дядя Евгений может так сокрушаться. Мальчик привстал на постели и тянул дядю Евгения за халат.
— А? Что? Смешно? — Дядя Евгений подскакивал, словно его только что разбудили.
— Ничего не смешно, — говорил мальчишка. — А у меня рука почти не болит.
— Болит. Я знаю… У меня в детстве все руки были обожжены. Но-но-но! Это тебя не касается. Ясно?
Теперь уже не он утешал Лешку, а пострадавший говорил ему о том, что ожог ерундовый. Но дядя Евгений качал головой и сутулился. Где-то подспудно он начинал считать себя виноватым. И эта мысль сломила его, сложила, будто железный метр, на части, как тогда, в противотанковом окопчике…
На другой день дядю Евгения вызвали в милицию. К товарищу Шмелеву.
Старый пиротехник долго рассматривал маленькую повестку с лиловым расплывчатым штампом. Он несколько раз перечитал ее, словно хотел проникнуть в тайный смысл этой казенной бумажки. Но никакого иного смысла не было: бумажка просто уведомляла, что гражданину Бурому Е. С. надлежит явиться такого-то числа в такое-то время к товарищу Шмелеву.
Он пришел в назначенный час. В своих полотняных штанах, которые от стирки так сели, что казалось, владелец вырос из них. В кабинете было двое: сам товарищ Шмелев и инспектор районо.
Во время разговора товарищ Шмелев молчал. В разговоре не участвовал. Но своим присутствием как бы скреплял каждое слово лиловым расплывчатым штампом, таким же, как на повестке.
Товарищ Шмелев молчал, а говорил инспектор:
— Государство обеспечило вас хорошей пенсией, а вы тут приработок нашли…
