Письмо с вулканического острова | страница 45
…Нет, недаром фотография над Володькиной постелью показалась мне знакомой. Это был летчик Сапрунов. В этом не могло быть сомнений. Тот самый прославленный летчик Сапрунов, который долетел до черного неба и погиб при исполнении служебных обязанностей. Это он спас жизнь сотне людей ценой своей жизни.
Я перевожу взгляд с фотографии на Володьку и спрашиваю:
— А как фамилия твоего отца?
Володька смотрит на меня непонимающими глазами.
— Пресняков, — говорит он, и в голосе его звучит уверенность. — Капитан Пресняков. Ведь у отца с сыном всегда одна фамилия.
«ПОДКИДЫШ»
Все его товарищи давно вернулись в трамвайный парк и преспокойно спят. Они зажмурили фонари. Включили тормоза. Не ворочаются. Не звенят во сне. А этот…
Где он сейчас? Для него не существует порядка, и расписание его тоже не касается. Какой-то «дикий трамвай»! Очень похож на своего вагоновожатого. Оба старика стоят друг друга.
Третьего дня ночью в степи поднялся буран. Он засыпал рельсы, и старому трамваю так и не удалось пробиться в город. Ночевал в степи. Его всего завалило снегом. Утром с трудом откопали. Вагоновожатый чуть не замерз. А сегодня их снова нет.
Два часа ночи, а их нет. Пропали без вести. Позавчерашний буран ничему их не научил.
Так рассуждал диспетчер трамвайного парка, поглядывая на часы и прислушиваясь, не возвращается ли на ночлег самый беспокойный жилец трамвайного парка.
А трамвай тревожно бьет в свой маленький медный набат. Гудит ветер. Огромным чертовым колесом, не разбирая дороги, катится метель.
Трамвай идет по степи. Кажется, он обиделся на город, взбунтовался и пошел куда глаза глядят. Вокруг ни домов, ни перекрестков, ни улиц, ни площадей. Только сугробы. Рельсов не видно. Их закидало снегом. Провода растаяли во тьме. Так и получается: пошел без рельсов и проводов.
Действительно, дикий трамвай. С головы до ног завален снегом. Крыша, подножки, окна — все в белых клочьях. При свете редких фонарей он похож на старуху с седыми взлохмаченными космами. А в голове торчит большая шпилька.
Хлопья снега совсем закрыли переднее стекло. Оно стало молочным, и сквозь него видны только силуэты покачивающихся на ветру фонарей. Но вагоновожатый не замечает ни молочного стекла, ни фонарей. И хотя он прямо сидит на своей круглой вращающейся табуретке и держит левую руку на рукоятке контроллера, глаза его закрыты.
Сперва вожатому казалось, что снежинки залепляют не стекло, а его глаза, и он долго тер глаза квадратной рукавицей и моргал, чтобы задержать снежинки и чтобы глаза были открытыми. Но они, помимо его воли, становились все уже и уже и, наконец, превратились в две щелочки. Старый вагоновожатый уронил голову на плечо и уснул.
