— Если будет щипать — терпите, — юноша щедро смазал раны на ногах девушки, поражаясь про себя, как его спутница могла идти с такими мозолями, и невольно вспоминая другие ноги, которым жив-лист помочь не смог. Маленькие, детские, гладкие, ещё недавно бежавшие по траве босыми розовыми пятками. А потом израненные до кости.
— Вы случайно не подрабатывали лекарем? — невероятно смущаясь, спросила Летта.
— Скорее, довелось пару месяцев быть учеником знахаря, — отшутился Олаф. — Он применял жив-лист во всех возможных случаях: в виде настойки, такой вот мази, чая, и даже умудрялся добавлять его в суп.
— И как?
— Совершенная гадость, пробовать не советую, — юноша обернул ступни Летты мягкими обрезками штанов, найденными в свёртке с вещами, потом собственноручно натянул ей чистые чулки и аккуратно одел башмаки. — Чай обладал галлюциногенным действием, а суп — рвотным эффектом.
Девушка поморщилась. Олаф потянул носом её запах. Ничего особенного в нём не было, разве что толика облегчения: жив-лист снимал боль и затягивал раны. Надо бы дать ногам покой хотя бы до завтрашнего утра, но Летта вряд ли на это согласится. Оставалось только верить, что её решимость не напрасна. Юноша наскоро перевязал свою руку, и молодые люди продолжили путь.
К полудню они стояли уже на подступах к Облачному пути. Веревочный мост, шириной едва ли в две ладони крупного мужчины, а длиной, наверное, превышающий все существующие в мире мосты, соединял скалистые вершины и тонул в низких облаках, слегка покачиваясь под порывами нескончаемого ветра. Что-то нереальное было в этом мерном и спокойном покачивании. Казалось, что верёвки давно должны были перетереться в лохмотья, проложенные внизу доски — прогнить, а амплитуда — вырасти во много раз. Но мост не выживал, а жил, поддерживаемый неведомыми силами. Его натяжение всегда оставалось одинаковым, он не провисал, как пустая старушечья грудь, узлы на верёвках, наверное, целое тысячелетие оставались прочными. Мост низко поскрипывал, словно вёл сам с собой невнятную беседу. Как древний, забытый людьми бог.
Над ним не пролетали птицы. И ни один зверь не приближался ближе, чем на три прыжка — именно на таком расстоянии заканчивались следы на песчаной тропе. Казалось, всё живое отторгает его, как нечто, противоречащее циклу жизни и смерти. От моста тянуло вечностью, незыблемостью и неизменностью. Словно само время останавливало вблизи него свой бег.
Кто обслуживал мост? Ни одно королевство Империи не присылало сюда кураторов, чтобы оценить степень износа верёвок и досок. Только перерисовывало с карты на карту, забыв имя создателя, но неизменным оставляя имя моста — Облачный Путь. Какое порождение Жизнеродящей или Мракнесущего сохраняло его в человеческой памяти; не давало построить обходного пути; берегло от разрухи и тлена?
