Полюбовавшись на поделку, Олаф опустил ее в карман куртки. Пройдя еще немного вперед, и не заметив признаков опасности, молодой человек решил вернуться назад.
— Здесь вполне безопасно, — громко объявил девушке, но осветив факелом место стоянки, увидел, что Летта Валенса уже крепко спит, укрывшись своим плащом, и продолжил намного тише, не в силах прервать свой монолог, — все, кого можно опасаться, остались снаружи, сюда им не добраться.
Она не проснулась от его голоса. Сон её был безмятежен и светел. В запахе Летты проскальзывали нотки карамели, как ночные бабочки взвивались вверх и растворялись в ночи. Хотелось присесть рядом, прикрыть глаза и представлять миры, в каких витает фантазия путешественницы. Сон — подарок Мракнесущего? Олаф с улыбкой покосился в сторону попутчицы.
Перед тем, как затушить факел, юноша обнаружил на каменном выступе заботливо накрытый чистой салфеткой нехитрый ужин. Что ж, он оказался весьма кстати. Живот тоскливо заурчал.
— Спасибо, — шепнул Олаф, подоткнул плотнее плащ на девушке и положил рядом найденную поделку камнежорки.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. СУМЕРЕЧНАЯ ПЕСНЯ
После позднего ужина Олаф долго лежал без сна, а когда наконец заснул, то в сон его вплелись страхи недавних дней: Смут, продолжающий истязать Угги, Курт, отказавший в помощи, каменный колодец, ставший могилой. Кошмары, преследующие во тьме, казались реальными. Хотелось поскорее проснуться, но не получалось. Видения продолжались всю ночь, едва заканчивалось одно — начиналось другое. Потом в сон ворвалось что-то абстрактное, но не менее страшное. Оно надвигалось все ближе, и, чувствуя ужас Олафа, струилось радостью и счастьем. Нельзя было сказать, живое это существо, или природа его — иная. Без единого слова, без малейшего прикосновения было ясно, что оно жаждет поглотить Олафа, завладеть им целиком. Хотелось сбежать, но юноша чувствовал, что бегство лишь приблизит его к этому страшному нечто. И он стоял. Ждал. Не в силах сделать ни шага вперёд. Пока не проснулся. А потом лежал некоторое время, прислушиваясь к ощущениям, звукам, биению собственного сердца.
Когда Олаф, наконец, открыл глаза, Летта уже сидела причёсанная и готовая в дорогу. Подсвеченные паутиной солнечных лучей, на её лице поблёскивали подсыхающие капли воды. Эффект был такой, что казалось, будто кожа девушки светится. После гнетущего сна это оказалось довольно впечатляющим пробуждением.
— Там в глубине пещеры — ручей, — махнула рукой спутница. — Можно умыться.
