— А вот это жутко, — сказала я.
— Точно. Потому и идеально.
Я взглянула на Декса. Он улыбнулся и бросил в рот подушечку Никоретте свободной рукой.
— Начнем?
Я кивнула, он вытащил из кармана фонарик, чтобы добавить света. Вот только от этого остальная часть этажа казалась еще темнее. Тени плясали по коридору, обманывая глаза.
Он вытащил из сумки прибор ФЭГ, я впервые его видела. Он получил его на прошлой неделе. Это был так называемый феномен электронного голоса — скрытые голоса и звуки, которые мы не могли слышать сами. Это меня пугало, но с прибором в руках, похожим на магнитофон, неизвестное становилось более знакомым.
— Почему бы не попробовать сегодня? — спросил он, заметив, что я держу прибор, как младенца-инопланетянина.
— Ну, да, — неохотно сказала я. — Хотя я не уверена, что мы что-то уловим. Это самая тихая психбольница.
Он замолчал, возясь с большой камерой на полу, покачиваясь на корточках.
— А ты была во многих больницах? — спросил он. Его голос был тихим, но он звучал недовольно, и я не могла винить его за это.
Я не ответила. Он не расстроился, хотя было сложно увидеть это из-за темноты.
— Тем более, мы на третьем этаже, — уже мягче продолжил он. — Тут ничего нет. А даже если и есть… это же не как в фильмах.
Я поежилась.
— Знаю. Прости. Просто я думала, что будут крики или…
— Как я и сказал, это не как в фильмах.
— Прости, Декс, — пристыжено пробормотала я.
— Не стоит. Я не злюсь. Просто говорю. Не во всех больницах люди за дверью бушуют и в смирительных рубашках. Уверен, на втором этаже достаточно комнате, что тебя ужаснули бы, но ночью у них есть свои дела.
— А первый этаж?
— В конце коридора, казалось, пахло столовой, возле кабинета доктора. Наверное, там и комната с экранами камер наблюдения. Это не ужасное место, Перри. Люди здесь уже долгое время. А время затыкает крики. Лекарства и время.
— Как долго было у тебя? — спросила я, зная, что он не ответит.
Он встал на ноги, крепко сжимая камеру, посмотрел на меня без эмоций на лице.
— Шесть месяцев.
Я была удивлена. Ответом. О, как бы я хотела расспросить его, узнать больше. И я попробовала.
— А как долго ты там пробыл вообще?
Он вздохнул и потер подбородок свободной рукой, медленно жуя жвачку, он смотрел во тьму.
— Два года.
Я раскрыла рот. Два года. Два года в психбольнице? В таком месте? Мне стало жутко.
— Почему… почему так долго? Если лучше стало за полгода?
Он все еще смотрел на тьму. Я видела, что его глаза блестят, отражая скудный свет.
