Перекрестившись, Вася громко поклялся, что никогда не полезет в кладовку.
— О-о-о, я тоже постоянно думал о еде, когда был такой, — улыбнулся повар Гийом, — потому и вертелся на кухне. Мадам Анна, вы очень добры.
Галантный француз частенько одаривал кастеляншу, а впрочем, и всех баб, комплиментами на зависть Степану, который голову ломал, чем этаким обратить на себя внимание Анны, но дальше: «Эх, и ядрёная же баба!» дело не шло.
— Нет никакой доброты, мир жесток и равнодушен, — пожала плечами кастелянша, — и мальчик уже слишком хорошо это знает.
— О, нет, прекрасная мадам, — возразил француз, — я так не думаю, и вы свои же слова… как это… о-про-вер-жите?
— Да? Тогда спросите Степана Ивановича, — процедила Анна, — он вам расскажет и о доброте, и о милосердии… Сколько смертей вы видели, а?
— Так ведь война — она война и есть, — растерялся Крайнов не столько от вопроса, сколько от сверкавших глаз кастелянши. Анна служила во дворце князя уже четвертый год, и Степан редко видел её такой оживлённой, — там кругом смерть.
— А зачем же вы каждый Божий день Сашеньке о баталиях да об осадах рассказываете? Зачем маленькому-то к жестокостям привыкать?
— А как же? — не понял бывший денщик, — Виктории наши чтоб знал, помнил, чей он сын есть…
— Так вот всё и рассказываете? — процедила кастелянша.
Степан помолчал и отвёл глаза.
— Нет, вы правы, Анна Николаевна, не надобно мальчонке знать… кое о чём, не надобно…
— Толкуете вы о том, что мне не ведомо, — заинтересовался Гийом, — а я бы послушал о былых сражениях — не малое дитя, не устрашусь.
— Мне, сударь, недосуг с вами лясы точить, — хмуро ответил Степан, — да и всё уж вам сказывал. Да и забывать уже стал что-то… А иное и рад бы забыть…
— А-а-а, — махнула рукой Анна, другой приводя в порядок вихры Васятки, — что с вами говорить!
— Ах, Перпетуюшка, — прервала Глафира малоинтересную беседу, — принесла ли ты мазь для Фроськи? Я ей ужо обещала.
Приживалка покопалась в своих широких чёрных одеждах и извлекла из их недр небольшую баночку.
— Возьми, девушка, а окаянную лекарству заморскую выбрось вон. — Фроська приняла дар и поклонилась с благодарностью, — Тут сила не токмо травная, а и слова Божьего, не так ли, Анна? — обратилась блаженная к кастелянше. Та наклонила темноволосую голову в знак согласия.
— Да молитву не забудь, в грехах покайся, — строго велела Перпетуя, и прислужница испуганно закивала.
— Какие же грехи у нашей чернушки? — засмеялся Харитон, — Да и любой о грешных мыслях забудет, на Фроську глядючи… со страху.
