Длинные тени грехов | страница 2
— Ох, батюшки, только сейчас прилёг! — Глафира прижала ладонь к щеке. Щека свисала через руку — румяная и сдобная, как кусок пирога.
— Кто прилёг? — спросил Степан. Харитон подскочил с лавки, заслышав его хриплый бас. Боится, щенок, это правильно — зятем больше почитать станет.
— Сам, — доложил лакей князя, — всю ночь дома не было. А пришёл, у-у-у, глаза красные, зло-о-ой…
— Дела государственные решал! — отрезал солдат, — не тебе, шалопутному, о князе рассуждать…
Харитон вздохнул, прикусив язык — как ни старался он, а всё же Степан Иванович недоволен женихом единственной дочери. И не такая уж плохая партия для девки, иные бы и рады были…
В людской раздался бас начальника княжеской стражи — тот за что-то отчитывал подчинённых.
— Вон пошли, мер-р-рзавцы! Прочь с глаз моих.
Обиженно загудели гвардейцы, протопали через двор в казарму. Это означало, что ночную смену оставили за что-то без положенного завтрака.
— Ой, что же это делается, — вздохнула сердобольная кухарка, — молодцам-то наготовила!
Степан выглянул в людскую и спросил, что случилось. Начальник стражи соизволил объяснить, что караул где-то нашёл выпивку, но не признаются — где, да ещё и отнекиваются, стоят на том, что не пили.
— А с чего же ты решил, что они пьяные? — удивился Степан.
Капитан уважал старого солдата, сиживал с ним за столом не единожды, а потому рассказал, хотя другой любопытствующий наверняка не удостоился бы ответа.
— Так они,… такие-рассякие, дрыхли вповалку в караульной, когда их сменять пришли. Растолкали, а они лыка не вяжут. И придумали же отговорку, что бес их, дескать, попутал…
Степан усмехнулся, вспомнив собственную молодость.
— И то верно — ведь попутал.
Начальник стражи шутку не оценил:
— Они, вишь, говорят, что самый настоящий бес и приходил к ним ночью. Нет, мои ребята до такого сами бы не додумались, это их кто-то надоумил байку мне поведать — авось и поверю! Ничего, выпороть прикажу, сразу правду расскажут, где раздобыли славное винцо! — с этой нешуточной угрозой удалился бравый офицер вслед за «своими ребятами».
И вроде бы ничего страшного: парни покуролесили, непорядок, конечно, нос кем не бывает? А Степан вдруг поёжился, будто мороз пробрал до костей, хотя тёпло от печей в кухне уже прогрело людскую. Беспокоил дурной сон, и какая-то тяжесть легла на сердце.
Встряхнулся Степан, когда прислуга заполнила людскую, потянулась в кухню: пока сам князь, да семья еще почивать изволили, можно поесть. Бывший денщик поднялся со скамьи, и челядь княжеская почтительно расступилась, пропуская его вперед.