Я решил, что уйду сегодня же. Мы поужинали в последний раз ― все, кроме Маши. Валентин Иванович сказал, что после расстрела на ее глазах она боится меня и не хочет выходить. Он пытался объяснить ей, что произошло, но она сидела в своей комнате перепуганная и наотрез отказывалась выйти и попрощаться со мной. Мне было все равно. Мы ели в молчании, а напоследок выпили водки, хотя Слава предупредил меня о крайней нежелательности употребления ее после промедола. Рассудив, что терять мне нечего, я решил ни в чем себя не ограничивать.
Потом они помогли мне собраться. Мне приходилось видеть, как укушенных людей если не убивали сразу, то выбрасывали на улицу практически в чем мать родила, справедливо считая, что покойники ― даже потенциальные ― уже ни в чем не нуждаются. Их имущество делили между оставшимися. Меня же, напротив, собирали, как норвежского конунга в последнее путешествие в Валгаллу: мне предложили столько всего, что я с трудом сумел отказаться, убедив их, что такую гору вещей, пусть и полезных, мне не унести. У викингов были корабли-драккары, куда можно сложить барахло; я же располагал только двумя израненными руками.
В итоге я взял с собой лишь то, с чем пришел к ним месяц назад. Слава настоял, чтобы я взял медикаменты, хотя, на мой взгляд, это было последнее, в чем я в тот момент нуждался. Я согласился, не желая омрачать расставание ненужным спором. Он дал мне новый рюкзак взамен взорванного в подвале и положил туда, кроме прочего, несколько военных аптечек: помимо известного мне промедола, там были таблетки тарена ― им спасаются от последствий применения химического оружия ― и неизвестные мне препараты в инновационных упаковках. Потом мне щедро отсыпали патронов и гранат. Я взял еще чистую воду в большой фляге и сухой паек на несколько дней; и это все.
Втроем мы вышли на крыльцо: я, Слава и Валентин Иванович. Мы немного постояли в тишине. Близился вечер, затихли птицы; заходящее солнце окрасило окружающий пейзаж в нежно розовые тона. Мне стоило поторопиться, если я не хотел оказаться в пути после наступления темноты. Я снял с руки свои верные Casio и отдал Славе ― мне они больше не понадобятся. Фролову мне дать было нечего, поэтому мы просто обнялись по русскому обычаю. Я пожелал им удачи в исполнении их плана. Они не пожелали мне ничего.
Я спустился с крыльца и быстро пошел прочь, не оглядываясь. Двигаясь в направлении ближайшего от убежища небольшого городка, ― я сказал Славе, что намерен остановиться там, ― я шел до тех пор, пока дом, по моим расчетам, не скрылся у меня за спиной. Я обернулся ― так оно и было, здание полностью растворилось в лесу; мои друзья уже не могли меня видеть.
