Борис склонился над картой.
— Вот, — сказал он и указал место на карте.
Я упал духом, когда увидел расстояние от Франкфурта до Трювеля. Мински указательным пальцем показал мне кратчайший путь.
— Поедешь по автостраде на Брауншвейг, затем повернешь на автобан Б-4. Это — кратчайший путь.
— Кратчайший путь, — пробормотала Ванесса. — Четыреста, пятьсот километров, осел!
— Моя машина легко делает сто восемьдесят километров в час, — сказал я. — Это займет немного времени.
— Немного? — спросил Мински. — Льет как из ведра, ожидается туман, а ты говоришь «немного».
Мински все еще разглядывал карту.
— Смотри, — сказал он, — красивая местность. Заповедная зона. На, возьми эту карту.
Я взглянул на него. Очевидно, мой вид был ужасен. Выразительные глаза Бориса внимательно смотрели на меня с тревогой и сочувствием.
— Не знаю, сможешь ли ты вести машину в таком состоянии. Поездка предстоит не из легких. Но тебя ведь все равно не удержишь. — Я утвердительно кивнул. — Поезжай, — сказал Мински. — Я останусь здесь на всю ночь. Надо присмотреть за Ванессой. Звони мне. С автобана. Я буду здесь ждать. — Он помог мне надеть пальто из верблюжьей шерсти.
— Благодарю, — сказал я. — До встречи, Борис. До встречи, Ванесса.
— Ты… Ты… — заговорила она, но Мински остановил ее.
— Ничего, Ванесса. Он иначе не может. Видит око, да зуб неймет. Поезжай, Ричи, поезжай!
Ванесса чихнула.
— Ты действительно идиот! — закричала она. — Давай беги изо всех сил! Беги на свою погибель! Беги!..
Вблизи Касселя дождь прекратился, но густой туман простирался до Геттингена. Затем машина попала в мощные потоки северного ветра. Там, где позволяли условия, я ехал со скоростью сто шестьдесят километров в час. Я простыл, спина болела.
Я дважды звонил в больницу. Лилиан была жива, но в критическом состоянии.
Дважды я звонил Мински, сообщая ему о своих дорожных приключениях. На второй звонок ответила Ванесса.
Когда я свернул на Б-4 и поехал через пущу, пошел снег — мелкие, густые хлопья плотно укрыли землю. При сильных порывах ветра мокрый липкий снег толстым слоем покрывал ветровое стекло, так что несколько раз пришлось останавливаться и основательно работать щеткой. Дорога, покрытая толстым слоем мокрого снега и талой воды, стала опасно скользкой. Ни о каких ста восьмидесяти километрах не могло быть и речи. Не имея права рисковать, я сбавил скорость и ехал очень медленно. Только к утру погода улучшилась, дорога стала менее опасной, и я, несмотря на усталость и тупую головную боль, увеличил скорость до ста километров в час. Было начало восьмого утра. Дорожные знаки по обеим сторонам автострады предупреждали путника, что здесь запретная, военная зона. Навстречу мне катили грузовики. По одну сторону дороги стоял высокий, густой лес, по другую тянулся основательный забор, ограждавший камыш и болото, запах которого обильно наполнял воздух.
