Летом 1944 г. после Курской битвы редакция газеты «Новое русское слово» прислала генеральному консулу приглашение посетить собрание читателей, на котором в торжественной обстановке будет вручен чек на пятьдесят тысяч долларов для передачи Советскому правительству. Генконсул Киселев ответил, что он, к сожалению, из-за большой занятости не может лично воспользоваться их любезным приглашением, но вместо него обязательно прибудет другой представитель консульства. И назвал мою фамилию.
В назначенное время я пришел к русский клуб на западной стороне Манхэттена, в районе 140-х улиц. Перед входом в здание меня встретил молодой человек, который после любезного приветствия сказал:
— Если Вы не возражаете, то я хотел бы вас представить трем князьям, конечно, бывшим, которые приняли активное участие в сборе средств и подготовке сегодняшнего собрания.
Я не возражал. Мы вошли в здание, сняли пальто, и молодой человек провел меня в комнату, где находились князья и еще три-четыре человека из руководства «Нового русского слова». Все встали. В комнате был накрыт стол — бутерброды и бутылка смирновской водки. Справа от меня около стены стояли три старика. Один из них в царской военной форме. Я сразу догадался, что это и есть князья, и подумал: «Как же я буду их называть — господин, князь, мистер?» Первым мне представили князя Разумовского. В форме царского генерала, старый, белый как лунь, морщинистый, он стоял прямо, руки по швам, с высоко поднятой головой. На его груди было много начищенных до блеска царских орденов и медалей. Здороваясь с ним за руку, я произнес:
— Здравствуйте, рад с Вами познакомиться.
Князь, судя по всему, тоже волновался перед, возможно, первой в его жизни встречей с советским человеком, и не знал, что ответить. Он наклонил голову, потом слабым старческим голосом сказал:
— Здравствуйте, здравствуйте…
И замешкался. Чувствовалось, что князь не знает, как меня назвать — то ли «господином», то ли «товарищем».
Второй князь — плотный, подтянутый, седоватый мужчина лет шестидесяти пяти, в темно-сером костюме, спокойно поздоровался, назвал меня «мистером», произнеся это слово чисто по-английски. Его взгляд говорил о том, что, хотя он и пришел сюда, но это еще не означает, что он все одобряет в СССР.
Третий князь оказался самым молодым. Полнеющий, только начинающий седеть, высокого роста, красивый мужчина. Когда я сделал шаг в его сторону, он стоял со сдержанной улыбкой, сложив руки в замок на животе и вращая большими пальцами один вокруг другого. Как только наши взгляды встретились, он, оставаясь в той же позе, неожиданно для меня сам себя представил:
