А когда русские наши войска освободили Синкевичи, Мокрово (это была Пинская область Лунинский район) и собрали собрание, жители сошлись все слушать, что им коммунисты скажут.
Выступил наш представитель и всем объявил, что будут колхозы, все работать будем вместе. А они в крик: «Не пойдем в колхоз!» А потом он говорит: «Откроем школы для детей бесплатно, больницы бесплатно». А они говорят: «Да, такого нигде нет, чтоб детей учили бесплатно». У них только дети богачей учились и больницы были платные, и дорого. Если к врачу на прием попасть, то корову надо продать. Это при ихнем Пельсуцком было, жители рассказывали.
Мы жили у женщины — трое детей у нее были. Мужа немцы расстреляли. Гоза Катерина Демьяновна. Соседи очень хорошие были: Королевы, Тарановы, Курова Софья, тоже у ей мужа немцы убили. Целый год мы жили в ихних краях, пока наши войска немцев не выгнали. Этих людей мы добрыми словами вспоминаем, они и сами от немцев моря слез пролили.
Сама я родилась и выросла в Хвастовичском районе с. Слобода. С 1970 г. живу в Малоярославецком районе. Всю жизнь работала: и в поле, но большую часть работала дояркой, до шестидесятилетнего возраста, больше 30 лет отработала на ферме. Ветеран труда.
Впереди были еще более трудные годы
Демьянова (Амелькина) Валентина Яковлевна
ур. п. Ивот Дятьковского р-на Брянской обл., проживает в г. Обнинске
Когда началась Великая Отечественная война, мне было полтора года, поэтому мои воспоминания о войне и обо всем пережитом отрывочны, они не составляют полной картины, часть из них составлена по рассказам дорогих мне людей: мамы и брата, которых уже нет в живых.
Мы жили в поселке Ивот Брянской области Дятьковского района. Немцы пришли к нам осенью, кажется, в сентябре 1941 г. У нас был большой недавно построенный дом. Наверное, поэтому в нашем доме поселились немецкие офицеры. Мы ютились на кухне, нас было четверо: мама, сестра Катя 14 лет, брат Юра четырех лет и я. Мама была вынуждена готовить еду, убирать и стирать для них. Сами мы жили впроголодь. Уже после войны я спрашивала у мамы, почему лепешки, которыми она кормила нас, были зелеными. Оказывается, она пекла их из толченых сухих листьев липы, добавляя горсточку муки для связки. В мою память врезался один эпизод, относящийся, вероятно, к 1943 году. Когда я после войны рассказала маме, она очень удивилась, что я запомнила это, но подтвердила, что такое было.
А было вот что. Наша семья сидела на кухне за столом, мама нас чем-то кормила. С улицы вошел немецкий офицер, который жил у нас. Подошел к нам, остановился, постоял молча и ушел в свою комнату. Вскоре он вышел, подошел ко мне, погладил меня по голове и подал мне в руки буханку хлеба, завернутую в блестящий целлофан. Не маме, а мне в руки. И все это молча. Потом быстро повернулся и ушел. Мы сидели испуганные, не зная, как понимать его поступок. Мама решила, что я, наверное, напомнила ему его собственную дочь. В детстве у меня были абсолютно светлые волосы и большие голубые глаза.
