А сейчас я хочу прочесть вам великолепное определение истины, которое подарил нам святой Фома. «Истина, — говорит он, — есть равенство между утверждением и его объектом».>38 Какая глубина и какая точность! — словно сияние истины, которая определяет себя сама! И святой Фома специально предупреждает нас, что речь
>1 Intellectus noster, secundum statum praesentem, nihil intelligit sine phantasmate (5. Thomae Aquinatis Adversus gentes, lib. III, cap. 41).>(104)
здесь идет лишь о равенстве того, что говорится о вещи, с тем, что в вещи заключается, — но сам интеллектуальный акт утверждения не допускает никакого равенства себе, ибо он выше всего и ни с чем не может быть сопоставлен, так что между актом понимания и вещью, которая понимается, какое-либо отношение, аналогия или равенство невозможны.>39
В данный момент для меня не важно, врождены ли наши идеи, созерцаем ли мы их в Боге>(105) или как вам еще будет угодно, — входить в подобные детали я пока не намерен. Самое главное заключается сейчас в опровержении противоположного мнения, и потому мы должны прежде всего прочего убедиться, что самые глубокие, самые благородные, самые добродетельные умы вселенной единогласно отвергали чувственное происхождение идей. Перед нами — святое, единодушное и неотразимое свидетельство человеческого разума против грубейшего и презреннейшего из заблуждений. Здесь мы можем остановиться и отложить на время обсуждение этой проблемы.
Как видите, г-н кавалер, я в состоянии слегка уменьшить число этих «почтенных имен», о которых вы упоминали. Впрочем, не стану отрицать: мне приходилось встречать некоторые из них среди защитников «сенсибилизма» (это слово, или какое-нибудь другое, получше, уже стало необходимым) — но признайтесь, не случалось ли вам по несчастью или по слабости оказываться в дурной компании? В таком положении, как известно, вам можно посоветовать только одно: уходите — и пока вы этого не сделаете, над вами позволено с полным правом смеяться (чтобы не сказать хуже).
Если вы, г-н кавалер, окажете мне честь, избрав меня вашим проводником в данной области философии, то после этого небольшого вступления я отмечу следующее обстоятельство: все споры о происхождении идей остаются полнейшей нелепостью до тех пор, пока не решен вопрос о сущности души. Позволят ли вам на суде требовать наследства как родственнику, если не доказано, что вы таковым являетесь? Но ведь точно так же, господа, и в философских дискуссиях существуют вопросы, которые юристы назвали бы преюдициальными: они непременно должны быть разрешены, прежде чем можно будет перейти к прочим проблемам. И если прав был почтенный Тома
