Полагаю даже, что эти законы можно причислить к самым ощутимым доказательствам божественного ее происхождения. От древних мудрецов были скрыты те познания, которыми обладаем мы, но они находились ближе к началу вещей, и какие-то отзвуки первоначальных преданий до них дошли, — потому мы видим, как сильно занимал их этот важный предмет. Ведь они не только верили, что моральные пороки передаются от отцов к детям, но, как естественное следствие этой веры, убеждали человека тщательно исследовать состояние своей души в те мгновения, когда он по видимости подчиняется одним только материальным законам.
>9 Чего бы еще не сказали они нам, будь им ведомо, что такое человек и на что способна воля его! Так пусть же люди винят самих себя в большинстве постигающих их бед: их собственные страдания суть те самые, которые они, в свою очередь, причиняют другим. Наши дети понесут кару за нашу вину — но отцы наши отомстили за них заранее!
Кавалер. Знаете ли, почтенный друг, если бы вас послушали иные из моих знакомых, они вполне могли бы обвинить вас в том, что вы иллюминат.
Сенатор. Если бы те особы, о которых вы говорите, обратились ко мне с подобным комплиментом, понимая его буквально, я был бы им за то искренне благодарен, ибо нет более почетного и блаженного удела, чем быть истинным иллюминатом, — но ведь вы имели в виду другое. В любом случае, если даже я иллюминат, то, по крайней мере, не из тех, о которых мы только что говорили,>1 ибо озаряющий меня свет исходит, конечно же, не от них. Впрочем, если характер наших разысканий и заставляет нас порой листать сочинения некоторых странных авторов, то вы сами подарили мне на этот случай верное правило, дабы не сбился я с пути, — правило, которому, как вы нам, г-н кавалер, сказали минуту назад, вы
См. с. 25.
всегда подчиняли собственные поступки. Это — закон общей пользы. Если какое-нибудь мнение не потрясает общепризнанных истин, если оно, к тому же, помогает возвысить человека, сделать его лучше, превратить во властелина собственных страстей, то я не вижу причин это мнение отвергать. И может ли человек быть убежден в своем духовном достоинстве больше, чем следует? Он наверняка не ошибется, если станет полагать, что самое для него важное — это всегда воздействовать на предоставленные его власти вещи не как слепое орудие Провидения, но в качестве его разумного сотрудника и помощника, свободного и покорного одновременно, волю которого уже определило решение подчиняться замыслам Того, Кто послал его в этот мир. И не беда, если он ошибется в оценке пределов действия этой воли, — должно сознаться, что заблуждение его будет вполне невинным и, смею добавить, чрезвычайно благотворным.
