Смутившись, Дэвид начал перебирать партитуры.
— Простите, — прошептала Элизабет. Он на нее покосился, а она виновато улыбнулась. — Вы в ужасе?
Он хохотнул.
— Немного. Пожалуйста, не обижайтесь, — добавил он, осознав, как это прозвучало. — Мне неуютно на светских мероприятиях.
— Никаких обид, — улыбнувшись, сказала Элизабет. — Вообще-то мне стало легче. Отцовским помощникам частенько кажется, что они обязаны вести себя со мной предупредительно. Мучительно знать, что человек осыпает тебя комплиментами лишь для того, чтоб угодить отцу.
— Уверен, они осыпают вас комплиментами по разным причинам, — пытаясь проявить галантность, произнес Дэвид.
Теперь она, пожалуй, была настроена еще более скептично.
— О, да, без сомнений.
Судя по всему, она намекала на свою физическую непривлекательность. И Дэвиду захотелось объяснить, насколько она ошибалась. Да, красавицей она не была, но выглядела очень славно. Дэвиду не захотелось бы лечь с ней в постель, но не из-за недостатков. Всему виной его собственный дефект. Он почти собрался сказать хоть что-нибудь утешительное, но не сумел оформить мысли в приемлемые слова и просто ее разглядывал.
— Не смущайтесь, мистер Лористон. — Элизабет засмеялась. — Я считаю себя отличной партией. Но иногда мне мечтается, чтоб я родилась красивой.
Успокоившись, Дэвид выпалил спрятанное за неуклюжим приступом смеха признание:
— Боже мой, разве не все об этом мечтают?
— О, нет, вы же… — Элизабет запнулась, и румянец окрасил в алый цвет ее щеки.
Дэвид слишком поздно понял, сколь грубо себя повел, и опустил взор на пачку партитур. Самая верхняя — «До дна очами пей меня».
— Как насчет вот этой? — пихнув запись ей под нос, поинтересовался он.
Элизабет занялась изучением музыкального произведения, румянец постепенно исчезал.
— Думаю, справлюсь, — проговорила Элизабет. — Она спокойная и медленная. Вы поете, мистер Лористон?
Следующим утром Дэвид проснулся в гостевой опочивальне в доме Джеффри. Была она маленькой, но очаровательной, а выходившее на восток окно привлекало внимание к утреннему солнцу. Шторы Дэвид оставил открытыми и теперь нежился в тепле и яркости, что заливали комнату. Закутанный в покрывало, он, как кот, потянулся. Из-за смрадного воздуха и высоких стоявших впритык зданий в Старом городе солнечный свет редко проникал в жилище Дэвида на втором этаже.
По особенностям освещения и пения птиц Дэвид догадался, что еще было рано. Не хотелось своим подъемом причинять неудобства слугам и вынуждать готовить завтрак. Кроме того, лежать без дела, не имея необходимости вставать, одеваться и начинать работу, было приятно.
