Мой отчим - советский пенсионер | страница 66



Вот зачем, спрашивается, столько времени бесцельно в зале ожидания вокзальном торчать? Действовать надо! И я подошла к дежурной по почте, стала спрашивать адрес почтового отделения, указанного на штемпеле. Тетенька, малорослая, немолодая, полноватая, накрашенная ужасным синим карандашом и нарумяненная, как кукла-матрёшка, но веселая и словоохотливая, охотно всё пояснила. Даже не спросила, зачем мне это всё нужно. Тогда я осмелела и принялась про улицу Цимлянскую выспрашивать. Она и тут ответила, но сказала, что далёконько идти придётся. Спрашивать надо будет, а лучше поехать на такси: местные такси дешево берут, расстояния-то — маленькие… И не удержалась:

— А когой-то ты там, на Цимлянской, разыскиваешь, девонька? Я ведь сама там живу!

Тут я даже присела от неожиданности, став почти вровень с черноглазой смешливой железнодорожницей. Еще не хватало на лишние сплетни напороться!.. Но раз уже начала спрашивать, придётся выкручиваться, — скажу почти правду:

— Мой отчим, — говорю, — часто в Котлы ездит. Не знаю, зачем. А только маменька моя из-за его поездок душою расстраивается: кажется ей, что мой новый папа ей изменяет… Сама знаете, какое время: мужчин — мало, женщин — много… Так мать счастлива, что новое счастье нашла, но хочется ей быть уверенной в муже. Вдруг и впрямь изменщик? Лучше сразу расстаться, чем всю жизнь подозрениями мучиться!

А на днях нашла я в одежде отчима конверт, — без письма, — с штемпелем Котельниково и адресом. Вот и решила узнать: зачем это отчиму отсюда письма пишут, и что за люди живут в доме N 21 по улице Цимлянской… Вы, наверное, будете смеяться надо мною, но всё это делаю только для маминого спокойствия: она себе места не находит, если отчим уезжает из дома и цели поездки не говорит…

Тётенька покивала понимающе: похоже, и здесь наслышаны о неверных мужьях. Потом вдруг как засмеётся оглушительно:

— Ты, девонька, со смеху меня, старую, уморишь: в том доме Калмыковы живут, Василий Герасимович да Евдокия Ивановна, — учителя бывшие. Сама я у них училась. Сейчас живут бедно: пенсии учительские — невелики, дети у них — взрослые, отделённые, дочка неподалёку, в селе, обитает, а сын — военный, он сейчас в Чехословакии. Основные беды стариков — болезни да тоска: хочется им с новыми людьми поговорить… Сама понимаешь: учителя — они учить привыкли, слушать друг друга не любят… И вот надумали они: нередко на квартиру кого-нибудь пускают на короткий срок, "чтобы не скучно было". Мы уже их не раз предупреждали: не ровен час, пустите какого ни на есть афериста или вора-бандита, но они только отмахиваются, не боятся ничего! Им слушателя их мудрости подавай… Постоянно в их большом доме — квартиранты, уж им милиционер не раз замечания делал… Иногда и хорошие люди попадаются: вот в прошлом году жил один очаровательный веселый мужчина, Семёном, кажись, звали… Прожил он у них недолго, они ему даже прописку временную помогли сделать, — что-то ему нужно было здесь, а как дело сделал, так и уехал неведомо куда… Еще Машка почтальонка Василию Герасимовичу какие-то деньги носит каждый месяц, — он их по доверенности за того Семёна получает. Что за деньги, — не ведаю… Вроде как на прежнем месте их постояльцу остались должны за что-то, вот и переводят приличные суммы… А зачем старикам такая лишняя забота нужна? Всё от скуки, все от неё… Но Василий Герасимович зря доверенность — то взял: у него, поди, уже и руки трясутся: шутка ли, — рассеянный склероз… Он пишет, ровно пьяный… Но сейчас, дай бог, поправится здоровьичко: деду по линии собеса путёвку дали инвалидскую в Железноводск, — так он туда не один поехал, а с женой, как с сопровождающей… Так что дом старики заперли и уехали: стоит дом пустой, тёмный… А ты, милая, зря только приехала: не сюда тебе нужно с розысками неверного матери отчима, — это точно! У нас на Цимлянской молодых-красивых дам давно нет! Окромя меня, конечно…